Рыцари, закованные в сталь

— Ах, сказали! Так передай своей светлости, что ни он, ни кто-либо другой не заставит меня изменять моим правилам. Раз уж я поставлен управлять этой бандой, то буду делать это не по подсказке, а по собственному усмотрению. Скажи графу, молокосос, что я никого не произвожу в оруженосцы без испытания. Сперва посмотрим, на что он годится с оружием в руках.

Сэр Джемс снова сел, сверля Майлза взглядом своего единственного глаза и теребя жесткие усы. Наступила мертвая тишина.

— Как твое имя? — спросил он Майлза и, не дав ему ответить, повернулся к Бланту:

— Где его разместить?

— Есть пустая койка Жиля Витлона, — сказал Блант, — он сейчас в лазарете и, похоже, скоро его отправят домой. Лихорадка поразила его кости и…

— Ладно, — сказал рыцарь, нетерпеливо прервав его. — Пусть займет это место или любое другое, что у тебя есть. А ты, Джером, — сказал он своему писарю, — можешь занести его в список, но то, кем он будет — пажом, оруженосцем или бакалавром, решу я, а не Мэкворт. А теперь убирайтесь все!

— Должно быть, раны у старика сегодня здорово разболелись, — заметил Гаскойн, когда оба юноши шли через арсенал. Он любезно предложил новичку осмотреть примечательные места в замке, и в течение часа, пока длилась прогулка, их знакомство переросло в дружбу, как бывает только в счастливую пору юности. Они посетили оружейную, часовню, конюшни, главный зал, картинную галерею, сторожевой пост, столовую залу, и даже посудомойку и кухню с ее огромными котлами, печами и очагами. В самую последнюю очередь новый друг Майлза познакомил его с кузнецом оружейной.

— Наш господин прислал для починки миланское оружие, — сказал он. — Хочешь взглянуть на него?

— Да, — с жаром согласился Майлз, — конечно.

Кузнец оказался добродушным парнем с хрипловатым голосом, он с готовностью показал Майлзу работу миланских мастеров. Это был красивый кинжал с богато инкрустированной рукоятью и позолоченным лезвием. Майлз не сразу осмелился прикоснуться к нему. Он глядел на него с нескрываемым восхищением, чем порадовал сердце кузнеца.

— У меня есть еще один миланский клинок, — сказал он. — Я тебе уже показывал мой кинжал, мастер[4] Гаскойн?

— Нет, — ответил юноша.

Кузнец подошел к огромному дубовому сундуку, откинул крышку и достал красивый кинжал с отделанной серебром рукояткою из черного дерева и ножнами из испанской кожи с золотым тиснением. Тонкое, обоюдоострое лезвие было украшено филигранной гравировкой с чернью, образующей рисунок, который изображал «пляску смерти»[5]. Это было одновременно красивое и удобное оружие, и даже Гаскойн не сдержал своего восхищения, не говоря уже о прямодушном Майлзе.

— Кому он принадлежит? — спросил он, пробуя ногтями остроту лезвия.

— Самое смешное, что теперь он принадлежит мне, — сказал кузнец. — Сэр Уильям Беклерн приказал мне отправить его к лондонским мастерам, но к тому времени, когда его оттуда вернули, старик умер, и кинжал остался у меня. Здесь никто не платит за эту игрушку ту цену, которую предлагаю я, поэтому пришлось оставить ее у себя, хотя я и нуждаюсь в деньгах.

— Сколько ты хочешь за него? — сказал Гаскойн.

— Семнадцать шиллингов меня устроят.

— Да, да, — со вздохом сказал Гаскойн. — Вот что значит быть бедным. Нет хуже, чем смотреть, но не иметь. Семнадцать шиллингов — это почти половина моего годового жалования.

Тут в голову Майлза пришла шальная мысль, от которой даже кровь застучала в висках.

— Мастер Гаскойн, — сказал он с нарочитой небрежностью, — вы были мне настоящим другом с той минуты, как я здесь появился, и всячески помогали мне. Сейчас у меня с собой сорок шиллингов, которые я волен потратить, как хочу. Поэтому прошу принять этот кинжал в качестве дружеского дара.

Гаскойн уставился на Майлза, раскрыв рот от изумления.

— Ты это серьезно? — спросил он.

— Да, — сказал Майлз. — Мастер кузнец, дайте ему клинок.

Сначала кузнец улыбался, думая, что все это шутка, но вскоре увидел, что Майлз вполне серьезен, а когда тот выложил семнадцать шиллингов и пересчитал их на наковальне, кузнец снял свою шапку и отвесил Майлзу глубокий поклон, сгребая деньги в мешок.

— Ну, честное слово, — сказал он, — это просто королевский подарок. Не так ли, мастер Гаскойн?

— Да, — с трудом вымолвил Гаскойн, — что правда, то правда.

И тут же, к удивлению Майлза, он внезапно обхватил руками его шею, крепко обнял и поцеловал его в щеку.

— Дорогой Майлз, — признался он, — по правде сказать, я почувствовал к тебе симпатию, как только впервые увидел тебя на скамье в холле, а теперь, честное слово, люблю тебя, как брата. Да, я приму этот кинжал и буду стоять за тебя горой. А здесь тебе нужен настоящий друг, тут лупят друг друга смертным боем и пинки раздают чаще, чем пенсы, поэтому новичкам приходится туго.

— Благодарю тебя, Гаскойн, — ответил Майлз, — я тоже очень хотел бы стать твоим другом.

Так началась первая большая дружба в жизни Майлза, дружба, которую ему предстояло пронести через долгие годы. Возвращаясь от кузнеца, они шли в обнимку и не стыдились этого, как умеют, по словам великого писателя, только юноши и любовники.