Рыцаря заказывали?

— Тогда примешь роды сам, — с иронией заметила она.

Вот это "сам" сразу отрезвило и он пришёл в себя. Добрались вовремя, даже с запасом. Всю дорогу он уговаривал потерпеть. То целовал, то дул на её лицо и держал за руку и живот, словно с тем что-то может случиться. Естественно, успели. Люлю увели, он тоже пытался просочиться следом, но здоровые и бойкие бабы его выперли. Велели ждать. Он послушно ждал. Только так быстро, как бы ему хотелось ничего не прояснилось. Юлия долго мучилась. Он проклинал себя и всё на свете. Уже никого не хотел, лишь бы все мучения для неё быстрее кончились и она выжила. — "Проклятие, ведь это и мой ребёнок! — рвался он к ней. — Пустите… Это чёрт знает что!" На него прицыкнули и обещали выгнать. Часа два сидел он безмолвно. Плотно прислонившись к спинке широкой длинной лавке и запрокинув голову к стене, он скрестив на груди руки и прикрыв глаза, напряжённо думал. По движению скул было видно как ему то безмолвие даётся. Почувствовав, что положение куда сложнее, чем по своему не знанию предполагал, он боялся за исход родов: скрипел зубами, сжав плотно побелевшие губы, словно пытался заставить их не дёргаться. Время тянулось мучительно медленно. В нём кончился и тот запас терпения, которым он обладал. Теперь он донимал шарахающихся от него нянечек и врачей, пытаясь выжать из них что-то напором. К нему вышел врач: невысокий, узкоплечий. Костя горой навис над ним:

— Мне б хотелось услышать от вас внятные объяснения.

Но те эти самые объяснения отчего-то давать не желали и кратко расписав положение, только разводили руками:

— Делаем всё возможное, человек не кошка, быстро не рождается. Не морщитесь так. Сейчас мы не можем ничего предпринять. Время ещё есть, вопрос: мать или ребёнок пока не стоит.

Он вздрогнул и ещё больше побледнел. Вот это они объяснили и успокоили. Он и так метался охваченный тревогой за здоровье жены и жизнь ребёнка, а они успокоили… Остолбенел: смотрел на врача немигающими глазами.

— Что? Она умрёт? — взорвался обескураженный Рутковский. — Что ж вы не принимаете меры?

Повисло молчание, которое должен был кто-то нарушить и это пришлось сделать медику. Врачу было лет сорок пять, но густая седина в волосах и небольшой острой бороде придавали ему солидности. Он медленно снял круглые очки, внимательно посмотрел на мужа роженицы, без стеснения смерил его взглядом с ног до головы, осторожно и не торопясь вернул хрупкие очки на нос.

— Вы чересчур драматизируете, командир, — решительно возразил ему врач, задирая голову на гиганта. — Не надо так кричать, всю больницу в ружьё поставите.

Костя усмехнулся. Он не драматизировал, а сходил с ума. Это было на него не похоже. И тем не менее, ругал себя за то, что не уберёг её, мужской эгоизм победил, сначала берёг, а потом думал только об удовольствии. Он не простит себе, если что-то случится с ней. Она тоже хороша — устроила себе такое мучение. Доктор серьёзно посмотрел на него и поднатужившись встряхнул за ремень.

— Вас что лекарством поить…

Это подействовало.

— Ладно, я успокоился и слушаю вас, — отерев лицо ладонью обещал он. И с мольбой:- ну, пожалуйста!

И правда чего в плохое ударился. Зачем ожидать худшего? Но бывает роды связаны с опасностью. Он должен отбросить эти ужасные мысли. Ведь это самый естественный в природе процесс. С чего в самом деле Юлии помирать. И всё же, жизнь так жестока к женщинам. И посмотрев на дверь проглотившую Люлю вздохнул: "Неужели этому не будет конца?" Завидев врача, он шагнул к нему. Рутковскому в который раз объяснили, что надо ждать, что пока нет ещё полного раскрытия матки и головка ребёнка не продвигается вниз. Он ни черта не понимая скрипел зубами и рассматривая в окно больничный двор, думал о том, как это не справедливо, что Люлю мучается одна, когда это и его ребёнок, и не зная, что сделать, ждал. Ему опять объясняли, что ребёнок большой, идёт очень долго и трудно. Он, думая о том, что жена совершенно обессилила, ждал. И когда его терпение закончилось, ведь он любил Люлю больше себя и не представлял своей жизни без неё, и он шагнул к нянечке, чтоб убрать её от входа…, та улыбнулась похлопав его по груди: "Дождался!" Родилась Адуся, и Костя прыгал под окнами больницы громко спрашивая медсестру, на кого она похожа. Как будто сестра так с ходу и определит. Как будто это было главное. Как будто не всё равно. Случается у мужиков по такому значимому поводу едет крыша. Так оно и было. Ехала… Ведь с того времени, как он привёз её сюда, не мог не только есть, но и соображать и вот сейчас расслабился. "Юлия, дорогая! Любимая! Спасибо…"