Чтобы привести себя в порядок после тревожного и тяжелого сна, Жак спустился к подземному озеру. Студеная вода, набранная полной пригоршней, обожгла лицо и сразу же напомнила про то, как они с отцом, готовясь выезжать на обрезку виноградной лозы, вот так же умывались у дворового колодца, лучше которого не было ни у кого вокруг.
На выходе из пещеры его ожидал Сен-Жермен.
— Предстоящий путь чреват множеством опасностей, а лучшего проводника и попутчика, чем звонкая монета, трудно найти. Мы разделим все золото на шесть равных долей, и каждый из нас повезет свою часть, — Толуй подошел к сундукам и откинул языки железных запоров. Они были доверху набиты золотыми монетами самого разного происхождения.
— Так вот почему они были такими тяжелыми, — присвистнул Недобитый Скальд.
— Теперь осталось решить, кто повезет инсигнии, — Сен-Жермен поднял, удерживая двумя руками, большой прямоугольный сверток, в котором угадывались очертания книги — писем Святого Гроба.
Приор обвел взглядом всех присутствующих и, ненадолго задержавшись на Жаке, протянул ее мастеру Григу.
— Твой конь, Лаврентиус-Павел, чудом уцелел, брат, — сказал он, обращаясь к киликийцу. — А всем известно, что это самый сильный першерон из тех, что привозили когда-либо в Акру. Такой ценный груз нельзя доверять вьючной лошади, поэтому книгу я передаю тебе.
Мастер Григ с поклоном принял реликвию и уложил ее в седельную суму.
— Корону, — продолжил приор, — я доверяю тебе, брат Серпен.
Жаку достался крепкий каурый жеребец, принадлежавший раньше одному из орденских сержантов. Конь был не очень резвый, но довольно выносливый, и он решил все золото, которого оказалось неожиданно много, нагрузить на него, доверив остальную поклажу молодой, серой в яблоках кобыле, которая должна была выполнять роль вьючной лошади.
Когда краешек солнечного диска появился над каменной стеной, в лагере завершались последние приготовления.
— У меня есть немного времени, мессир? — спросил Жак, первым вскочив на коня. — Если вы не против, я поднимусь наверх. Хочу попрощаться с Робером и помолиться за спасение его души.
— Я не могу отказать тебе в этой просьбе, брат-рыцарь, — отвечал Сен-Жермен. — Но поторопись! Уже наступил рассвет, а первый день пути, как тебе уже известно, всегда самый опасный.
Жак благодарно кивнул и натянул поводья. Конь развернулся и шагом пошел в сторону пролома, ведущего к месту вчерашней битвы. Заворачивая за скалу, Жак непроизвольно бросил взгляд назад. Сен-Жермен уже был в седле и, ожидая товарищей, стоял, по своему обыкновению, недвижно, словно конная статуя. Недобитый Скальд привычно успокаивал доставшегося ему жеребца, прежде чем обрушить груз своего тела на спину бедного животного. Серпен в который раз проверял подпругу и подтягивал ремни, удерживающие переметную суму, в которой лежала иерусалимская корона. Мастер Григ взводил арбалет, проверяя прочность тетивы. Де Барн трепал холку коня и кормил его с руки каким-то лакомством. Толуй стоял, обратившись лицом к колоннам храма, в глубине которого покоилось тело Чингисхана, и молился.
Не желая задерживать остальных, Жак заставил Каурого перейти на рысь и быстро достиг выхода из пролома. На место вчерашнего боя, похоже, слетелись все птицы-падалыцики Трансиордании, и склон, устланный телами убитых, теперь был покрыт копошащейся массой ворон и стервятников. Завидев всадника, птицы тучей взмыли в воздух. С трудом выбирая место, чтобы поставит копыто, Каурый медленно, шаг за шагом приближался к тому самому камню, где погиб Робер де Мерлан. Достигнув цели, Жак остановил коня и, стараясь не глядеть под ноги, осторожно опустился на землю.
Чтобы отыскать в этом зловещем завале тело погибшего друга, понадобился бы не один день. Жак вытянул из ножен меч, опустился на колени, сложил руки и шептал слова молитвы в надежде, что душа Робера, которая, как известно, первые три дня после смерти еще не расстается с телом, его услышит. Завершив молитву, он еще некоторое время сидел, глядя на залитый кровью камень и вспоминая их последний разговор. «Ты был слишком уверен в своей неминуемой смерти, Робер, — думал он, теребя в руках потемневшие от пота пергаментные листы с завещаниями арденнского рыцаря. — Ты бросил вызов судьбе и дал обет, что если выживешь, то станешь отшельником. Пути Господни неисповедимы, и он, зная, что ты непременно нарушишь свою клятву, приблизил твой последний час».
Прерывая тяжелые мысли, за спиной у Жака раздался грохот. Так же, как и вчера, испуганно закричали едва разместившиеся на скальных насестах птицы, земля задрожала под ногами, и что-то застучало по кольчуге, словно в спину швырнули горсть сухого гороха. Жак упал лицом вниз и вжался в землю, ожидая нового камнепада.