Когда мы только пришли новичками, обучение первого русского потока было в разгаре, и мы с ними почти не пересекались, а вот уже почти одновременно с нами на наш поток поступили несколько хвостатых афроэльфиек. Заносчивые сучки, хотя нос задирать им совсем не требовалось, они и так минимум на две головы были выше любого из нас. Так вот, к нашей превеликой зависти, то, что нам давалось изнуряющими тренировками, афроэльфийки добивались играючи, легко и свободно. К тому же мы узнали, что именно они (точнее, подчиненные им гориллоиды горхи) и устроили нападение на наш «Чинук», в результате чего мы оказались в столь глубокой заднице. У Оуэна, у которого так ничего и не получалось, опять вскипел его возмущенный разум – точнее, та аморфная масса, которая восполняет его отсутствие, а Пола рядом не было, и остановить авантюру было некому.
Короче, этот придурок не придумал ничего лучшего, как напасть на самую младшую из этих афроэльфиек по имени Карэль и «отомстить» ей, избивая руками и ногами. Сил у него на это вполне хватило, но он забыл, что у русских тут в буквальном смысле все под контролем. Минуты через две прибежали русские головорезы из расположенной по соседству тренажерной сержантского состава штурмовой пехоты, которые оторвали Оуэна от афроэльфийки и скрутили так, что он не мог даже пошевелиться. Потом был военно-полевой суд и приговор: за нападение и избиение своего товарища пятнадцать ударов плетью и списание в пеоны.
Эти русские дикари, как и афроэльфийки, встретили приговор с молчаливым удовлетворением. К бедному Оуэну не проявили никакого снисхождения. Здоровенный белый сержант с оттягом бил обнаженного по пояс второго лейтенанта плетью по спине, так что после каждого удара на коже оставалась широкая кровавая полоса. Я, Мэри и Лорен смотрели на это, вздрагивая после каждого удара, как будто эта плеть била по нашим спинам. Оуэн наказание до конца не выдержал, и его сердце остановилось от болевого шока после двенадцатого удара. Все было кончено. За свою глупость и дурацкое мальчишество он заплатил самую высокую цену, какую только было возможно заплатить.
Уже потом я узнала – император Шефцофф, посчитал, что хорошие отношения с афроэльфийками для него важнее жизни одного провинившегося американца, и поэтому приказал наказать Оуэна даже не по русскому дисциплинарному уставу, который не предусматривают телесных наказаний, а по суровым неоримским военным законам. Думаю, что он своего добился. Карэль достаточно быстро вышла из госпиталя, другие афроэльфийки продолжили занятия с удвоенным энтузиазмом, убедившись, что они под столь же суровой защитой, что и все остальные, а Оуэн мертв и даже тело его прекратило свое существование, сожженное в конвертере. С одной стороны, я понимаю, что с точки зрения государства император Шефцофф все сделал правильно, и Оуэн сам виноват в своем несчастье. А с другой стороны, нашего товарища уже не вернуть, и за это я императора Шефцоффа осуждаю. Когда о той истории узнал Пол, он только коротко скал «Дурак» (имея в виду Оуэна) и пояснил, что в обществе, которое без снисхождения относится к дурацким поступкам, смертельный исход для нашего приятеля рано или поздно был неминуем. Хорошо, что он еще не утащил за собой в могилу кого-нибудь еще из нас, втянув в свои авантюры.
Впрочем, для нас, остальных американцев, все еще остающихся в игре, смерть Оуэна ничего не изменила. Лорен по-прежнему бала моим борттехником, Мэри ждала нашего возвращения из вылетов в ангаре, обслуживая парковочное место, вот только вторым пилотом нам дали ту самую афроэльфийку Карэль – непонятно, то ли в качестве наказания, то ли случайно. Хотя, наверное, все же не случайно. Я уже убедилась, что у русского диктатора случайностей как таковых не бывает. Высокая и худая, Карэль на две головы выше меня, что непроизвольно заставляет задирать голову во время разговора; а еще она несравненно лучший пилот, который играючи выполняет то, что у меня требует полной концентрации внимания. Во всем, кроме роста Карэль выглядит как хрупкая четырнадцатилетняя девочка, обидеть которую может любой, и мне понятно, почему русские не проявили к Оуэну снисхождения. Он выбрал самую беззащитную жертву и за это заслужил самый суровый приговор.