Рывок в неведомое

Под штаб Аркадий Петрович арендовал дом Буданцева (у хозяина была еще одна изба). В служебном кабинете Голиков поначалу и спал, придумав одну хитрость. Складную деревянную койку он велел поставить справа от входа, рядом с письменным столом. А поздно вечером, задернув шторы и закрыв на ключ дверь, перетаскивал ее за дубовый книжный шкаф. Утром койка возвращалась на место.

Когда в Форпосте появился Цыганок, он иронически улыбнулся по этому поводу:

— Касьянов последнее время тоже всего боялся.

— Оставь Касьянова в покое. Нашим командирам, включая красноярское руководство, последнее время не хватало одного пустяка.

— Какого?

— Головы. Соловьев все время что-то придумывает. А мы сидим и ждем: «Что же «император тайги» еще выкинет?» А я посмотрел документы. Два председателя сельсовета были убиты выстрелами через окно. Так же в прошлом месяце был застрелен участковый милиционер, когда он составлял протокол в доме пострадавшего. Урок меткой стрельбы Соловьев нам преподнес и в Чебаках. Он хочет, чтобы люди не знали покоя даже у себя дома. Он ведет «психологическую войну».

— А чего ты добьешься, перетаскивая койку?..

— Соловьев уже гонял меня по тайге, потом звал к себе договориться, потом показал отчаянную храбрость, заявившись на съезд. Он надеется, что у меня тоже начнут трястись руки. Когда же он поймет, что я не из робких, думаю, он попытается меня убрать. И тут я сам иду ему навстречу. Застрелить меня днем сложно — возле штаба все время люди. А вечером — только часовой. Вот я и ставлю ему мишень. В кабинете у меня бывает народ. Где стоит койка, Соловьев и его начальник разведки Астанаев уже знают. Поглядим, кто прав — ты или я.

— Нужно просто на ночь закрывать ставни.

— Если мы начнем закрывать ставни, Соловьев догадается, что мы боимся ночного выстрела. И придумает что-нибудь посерьезнее, чем подослать охотника с винчестером.

— Усложняешь ты все, Аркаша.

— Очень жить хочется, Цыганок.

— Вот же Касьянова он убивать не стал.

— Не было нужды. Касьянов и так хватался за наган при каждом шорохе.

...Неделю спустя глубокой ночью возле штаба ударили два гулких выстрела. Хотя ставни в кабинете Голикова были закрыты (об этом распорядился Никитин), две тяжелые пули, пробив ставни и стекло, вошли в стенку в том самом месте, где койка стояла днем.

Стрелка не нашли. Только утром, когда рассвело, за соседским забором обнаружили берданку с раздувшимися стволами. В патроны был заложен по меньшей мере двойной заряд пороха.

Расстроенный Пашка, ведя расследование, был озабочен тем, что пули не застряли в ставнях и глубоко вошли в деревянную перегородку. Он их выковырял финским ножом. Это оказались два никелированных шарика, отвинченных от железной кровати. Их зарядили в ружье вместо жаканов.

С этими шариками в кармане Цыганок обошел все дома в Форпосте и соседних деревнях. Он надеялся найти кровать, от которой они были отвинчены. Не нашел.

А Голиков вечером того же дня, сидя у себя в кабинете, думал о том, что чудом спасся в Арзамасе, когда возле Стригулинских номеров его ударили ножом в грудь, и в другой раз, когда под Конотопом сорвалось крушение курсантского поезда, и когда под ногами его коня — это уже происходило на Тамбовщине — взорвалась самодельная бомба-чугунок. Для восемнадцати прожитых лет таких счастливых случаев накопилось немало. Сколько раз ему еще будет везти? Хотя нынешней ночью его спасло не слепое везение. Его спасли предвидение и расчет.

После покушения Аркадий Петрович устроил в сарае возле штаба тир. Каждое утро он заходил сюда и делал по нескольку выстрелов, пока не убедился, что одинаково уверенно попадает в мишени с правой и с левой руки.

НОВОСЕЛЬЕ

Никитин снял Голикову квартиру напротив штаба в доме Аграфены Кожуховской.

Аграфене было лет тридцать пять. При большой физической силе она оставалась изящной и тонкой, но умное, доброе лицо ее было некрасивым.

Муж ее, личность довольно темная, промышлял спекуляцией, намывал в соседнем озере соль, развозил ее по дальним деревням и продавал стаканами. Торговля шла бойко, и потому дома он подолгу не появлялся, однако с бандой, по наведенным справкам, дел не имел. Детей у них не было. Жизнь Аграфены текла уныло и одиноко, поэтому квартиранту она обрадовалась и обещала Никитину, что будет кормить Голикова и стирать ему белье.

Аркадий Петрович перенес из штаба свой чемодан. Хозяйка провела его в комнату, самую просторную в доме. Здесь было три окна — одно сбоку, два по фронтону. Меж окон стояли лавка, стол и две табуретки. Справа от стола была дверь в среднюю комнату. На эту же сторону выходила половина русской печки с лежанкой. Топилась печь из кухни-прихожей. А у левой стены громоздились широченная кровать с горой подушек и самодельный шкаф.

Голиков сразу подметил, что кровать хорошо просматривается из окон.

— Вы не будете возражать, если я поменяю кровать и шкаф местами? — спросил он хозяйку.

— Как вам будет удобно.