Рыжая

Я больше не была добренькой и всепрощающей… То, что Кьени регулярно не сдавала тесты или опаздывала на важные лабораторные, или неожиданно теряла все свои записи с лекций, – всему виной незащищенные каналы ее коммуникатора и визора, через которые рыжий призрак и устраивал маленькие диверсии…

Все, что я могла делать в открытую, это будто невзначай занимать место рядом с Ходоро и непринужденно, задумчиво перебирать свои волосы, слушая преподавателя. Если чего-то не могла понять своим умом не медицинской направленности, то всякий раз обращалась к нему, как к авторитетному источнику знаний. Ходоро и сам, к огромной досаде Кьени, стал садиться со мной на лекциях, заговаривать на научные темы, помогать с лабораторными. Я видела в его глазах и другое желание, которое ему никак не удавалось облечь в слова или поступки, и всячески подогревала этот интерес благодарностью, безумным любопытством к его теориям, не забывая о скрытом кокетстве и мимолетных смущенных взглядах. Он даже стал провожать меня домой после занятий, а иногда и по городу, когда я разносила заказы отца.

Кьени съедала бессильная зависть. А когда его же по счастливой случайности назначили мне в партнеры по лабораторным, мерзавка едва не расплакалась прямо на занятии.

На самом деле девчонку недолюбливали все, даже преподаватели, поэтому легко удавалось свести на нет все ее попытки выбиться в успевающие.

У меня же с преподавателями складывались довольно неплохие отношения. Они уважали серьезность в поведении, искреннюю увлеченность их предметами и абсолютную отдачу, которые я успешно и демонстрировала.

* * *

Пол Адриано как-то застал меня на той же террасе под стеклянной крышей, которую я все чаще посещала. Это место стало для меня уютным коконом, чтобы расслабиться и поразмышлять. Тихо и отстраненно.

Я не ожидала увидеть его здесь вновь. Поднялась с пола и скромно кивнула ему. Он не смотрел на меня, но внимательно и задумчиво вглядывался вдаль парка. Я посчитала нужным уйти, но преподаватель неожиданно мягко заговорил со мной, и я захотела остаться.

– Твои успехи впечатляют, Саша. Ты старательная и…– он мельком окинул мое лицо и снова отвернулся,– упрямая… Что заставило тебя иначе посмотреть на микробиологию? Не важно, какие высокие результаты ты демонстрировала на протяжении первых фазисов обучения, но глаза у тебя не горели интересом… Уж это я различаю. А теперь тебя не узнать.

– Почувствовала, что могу совершить чудо,– лукаво улыбнулась я, но он не отреагировал на юмор, и тогда призналась:– Захотела всерьез добиться успеха и заслужить КНИС как минимум.

Это была правда, и почему-то от него мне не хотелось ее скрывать.

– Туда попадают лучшие,– с вызовом прищурился он.

– Сомневаетесь во мне?– с тем же вызовом вздернула подбородок я.

Но через несколько секунд изучающего взгляда Адриано повел одной бровью и усмехнулся:

– Докажи на что способна, и я отвечу на вопрос.

Я никогда не притворялась с Полом Адриано, не демонстрировала ложной заинтересованности в его предмете. Я видела в нем чувство собственного достоинства и отсутствие всякой низости и подлости, поэтому и уважала с первого дня. Его предмет давался мне легче остальных, на удивление, понимала все, что он говорил, и с азартом решала любые задачи, не всё сразу получалось, но Ходоро подсказывал. Все контрольные темы защищала с оправданной гордостью за свои старания. И сейчас впервые я ощутила непреодолимое желание стать ученицей именно Адриано. Но это право тоже надо заслужить: преподаватель может отказать студенту в наставничестве.

– У меня еще есть время,– улыбнулась я и кивнула в небо.– А вы почему не там?

– Я работал на КНИС, и периодически посещаю свои лаборатории. Но хочу передавать полученные знания, поэтому преподаю в нескольких колледжах,– прямо ответил он.

– Где еще?– с уважительным интересом оглянулась я на него.

– На Микере и в военной академии на Зоруне.

«Ух ты!»

Военная академия для человеческих женщин – недостижимая мечта. Но если кто-то туда и попадал, то получал выгодные преимущества. Военный кодекс имеет свои особенности, и первая, привлекательная из них, – равенство с мужчинами, а значит, можно смотреть им в глаза, заговаривать без представления и быть более свободной в проявлении себя и выборе условий жизни. К тому же можно говорить на древнем хомони без опаски. Я знала несколько языков, редко удавалось их тренировать, но на древнем я размышляла и видела сны, методично продолжая его присваивать. Он помогал мне изучать систему хомони изнутри.

– Вам было легко?– спросила я.

– Когда ты без труда понимаешь, что делаешь, удается всё,– многозначительно ответил Адриано.

«На микробиологию у меня уходит масса усилий,– с досадой отвела взгляд я.– Но я знаю, для чего это делаю!»

– А тебе легко?– неожиданно спросил он.