Рыжая магия

Еще и еще раз он плавал на берег, встречался с Джелькой. На четвертую ночь глухие портовые постройки удивили его пустотой, безлюдьем. Замолк жаркий, громкий, стонущий шепот парочек, не шатались праздные пьяные и непьяные люди, угасли фонарики. Только Джелька ждала его на прежнем месте. Она дрожала, прижималась к нему худым телом. «Что с тобой?» — спросил Федя. Девчонка затаила дыхание, прижалась еще крепче. И ласкала его как-то неуверенно, торопливо — точно боялась чего-то. Провожая его к воде, на вопрос: «Завтра? Тут же?» — испуганно замотала головой: «Но, но! Но, Федья, но! Бандитто!» Он похлопал ее по спине, удивляясь: «Что это с ней?» И спохватился: «Ах, ведь подарок! Чуть не забыл!» Еще днем он призадумался над тем, что девчонка портового города наверняка все-таки небескорыстна к матросу-иностранцу и надеется на вознаграждение за любовь. Рано или поздно она потребует или подарок или деньги. Что ж, после этого можно было бы и смыться — чао, бамбина! — но расстаться просто так с Джелькой Феде не позволяла совесть и… еще что-то. Что-то заставляло думать о ней, когда он днем, злой и непроспавшийся, бегал по горячему кораблю или сидел в душной артиллерийской башне. И Федя решил сделать Джельке подарок. Сначала хотел что-нибудь купить на берегу, куда снова днем ездил на катере, итальянских денег у него немного было, он выменял их через Джельку на рубли. Выбирая подарок, походил немного по магазинам и неожиданно купил для себя сандалии. И больше денег не осталось. Покупка имела для Феди свой резон: таскать через залив на голове кроме формы еще и тяжелые ботинки было хлопотным делом, а ходить ночью портовыми закоулками босиком опасно, можно запросто сделаться калекой из-за обилия битого стекла. А рассадишь ногу — как доберешься обратно? И остаться нельзя — может получиться трибунальное дело, товарищ старшина. Так что сандалии, что ни говори, были необходимы. Но как же теперь быть с подарком для Джельки? У Феди имелась в наличии только одна вещь, которую можно было признать ценной, и то с натяжкой. Перламутровые, из одного набора, портсигар и зажигалка в алом бархатном расшитом бисером чехольчике. Портсигар и зажигалку ему подарил демобилизовавшийся друг на прощание — сам он привез их из дальнего похода, из Индонезии. А чехольчик вышила мать, когда Федя приезжал в отпуск. Зажигалка была не совсем приличная рисунком, и Федя ее оставил себе, портсигар же в чехольчике решил подарить Джельсомине. С одной стороны, конечно, выходило не совсем ладно: зачем девчонке портсигар? С другой — не дарить же пустой чехольчик… А больше ничего нет.

Он достал из кармана клешей портсигар в чехольчике и отдал Джельсомине: «Джелька, презент!» Она осмотрела подарок в слабых бликах волн, отражающих идущий от города свет, тихо и счастливо засмеялась. Федя тем временем собрал свою амуницию, подтянул ремнем к голове и, готовясь идти в воду, поцеловав Джельку, сказал: «Чао, бамбина!» — «Чао, ма-рино!» — «Завтра — здесь!» — Он указал на гору старых ящиков, из-за которых они только что вышли. Джелька изменилась лицом, топнула ногой, ударила Федю в грудь маленькими сухими кулачками, крикнула: «Но! Но!» — и тут же испуганно зажала рот ладошкой. «Как хочешь!» — Он пожал плечами и пошел в воду. Оглянувшись, увидал, что подруга плачет. И когда плыл, долго еще видел ее: сначала она стояла лицом к морю, а потом медленно пошла за ящики. «Что за чепуха? Взяла заревела… Может, я мало дал ей? Мало, конечно… Подумаешь, портсигар. Нужен он ей. Ну так ведь я простой матрос, это она тоже должна понимать…» — таковы были Федины мысли. И он решил не видеть больше Джельку, жадную портовую шлюшку. Не плавать к ней ночами, не совершать поступков, чреватых в случае обнаружения ужасными последствиями для военного человека. От этой мысли ему было легче днем и вечером, даже исчезла прежняя сонливость, он почувствовал себя свободным и независимым. Так же легко и свободно он ощущал себя после отбоя, забравшись на свою койку в предвкушении хорошего, долгого сна. Он и правда проспал почти два часа. И проснулся от раздавшихся в голове сирены и топота — как будто на корабле сыграли боевую тревогу. Вскинулся на койке, но в кубрике было тихо, матросы спали, и корабль тоже спал, зыбко врезанный в теплую воду. Федя встал на ноги, нашел под койкой фланельку, брюки, сгреб их и тихо шмыгнул на палубу. По штормтрапу спустился в шлюпку и скользнул из нее в воду.