Рыжая племянница лекаря. Книга 2

— Дело дрянь? — ухнул Харль, в одно мгновение став похожим на встревоженного филина. — О чем это ты, Йель?

— Ох, что же тебе неймется, — пробормотала я недовольно, при этом думая, что и сама слишком часто любопытствовала совершенно зря. — Как тебе объяснить-то… Скажем так: не исключено, что мой приятель, очнувшись, захочет кое-кого убить…

— Меня? Ох, но я же не хотел его ничем оскорбить, да он и не слышал ничего из того, что я говорил только что! — в ужасе вопросил Харль, побледнев. Должно быть, в глубинах его порядком самовлюбленной душонки все-таки бродила тревожная мысль о том, что излишняя болтливость рано или поздно будет наказана.

— Вначале он прикончит меня, а затем тебя или любого другого, кто ему подвернется под руку, — эти слова никуда не годились в качестве утешения, но я посчитала, что лучше уж мальчишке знать правду, чтобы суметь унести ноги. — Видишь ли, он не слишком расположен к людям в целом, и, возможно, его сейчас одолевает приступ, который окончательно испортит его нрав.

— Еще один безумец! Так на кой черт мы его спасаем?! — возопил Харль, уставившись на неподвижного Хорвека. — Оставим его здесь и пусть с ним пребудет милость богов — она, если разобраться, куда лучше человеческой!

— Не так уж плох мой друг, — решительно вступилась я за бывшего демона. — Захочет ли он кого-то убить или же нет — доподлинно неизвестно, а вот за нами гонится целая свора тварей, которые убьют нас непременно. При таких обстоятельствах никакими приятелями не разбрасываются — даже теми, что имеют некоторые дурные склонности. Еще раз говорю тебе, бестолковый Харль: стой около лошадей, да присматривайся. На это у тебя ведь достанет сметливости, не так ли?..

— Что ж я не остался с Ее Светлостью? — заныл Харль, пятясь к коляске. — Госпожа Вейдена была со мной добра, и наверняка защитила бы меня от гнева ведьмы…

— Черта с два она бы тебя защитила, — пробормотала я с некоторой ревностью и склонилась над Хорвеком, который лежал неподвижно, точно жизнь покинула это несчастное тело во второй раз. — Ну, приятель, очнись прежним высокомерным поганцем, нам ни к чему перемены…

Приговаривая всякие глупости, чтобы успокоить саму себя, я с трудом разжала стиснутые зубы старой ложкой, и влила ему в рот немного вина, придерживая голову. Меня не покидало ощущение, что я сейчас прижимаю к себе бешеную собаку, которая бросится грызть мои руки, стоит ей только открыть глаза. Даже оборотня обнимать было не столь страшно, ведь сейчас я действовала наобум, по собственному почину. О, как мне не хватало прежнего Хорвека, который всегда давал чудовищные, но толковые советы!..

Вначале казалось, что ничего не происходит, однако спустя несколько секунд в горле глухо забулькало и Хорвек закашлялся. «Боги, помилуйте, хоть бы он не переродился окончательно! Если под вашими небесами будет ходить один демон — они от того не закоптятся больше прежнего, право слово!» — думала я, хлопая его по спине, и поднося к губам бутылку с вином.

Ничего не сказав, Хорвек принялся жадно пить, так и не открыв глаза — словно беспамятство еще не отпустило его. Понемногу он приподнялся, так что мне уже не нужно было поддерживать его, и закрытые глаза производили жуткое впечатление: бывший демон выглядел околдованным, лишенным всяких проблесков разума.

— Возьми-ка хлеба, — заплетающимся языком произнесла я, подавая ему краюху, пропитанную тем же вином; дядюшка Абсалом говаривал, что это хорошо возвращает силы при малокровии.

По лицу Хорвека нельзя было сказать, что он слышал эти слова — веки его не дрогнули, — однако он послушно взял хлеб и жадно вцепился в него зубами.

— Вот еще, — прошептала я, подавая новый кусок дрожащей рукой. — Тебе нужно есть, ты совсем измучил себя голодом…

Краем глаза я видела, как переступает с ноги на ногу около коляски испуганный Харль — должно быть, ему сейчас казалось, что я поднимаю мертвеца из могилы; да и мне самой лицо Хорвека виделось совершенно мертвым. Но он ел хлеб кусок за куском, ровно сидя напротив меня и не выказывая никаких признаков разумности — точно так же я могла бы бросать хлеб в огонь.

— Неужто тебе отшибло ум напрочь, бедняга? — шептала я, от страха не чувствуя рук и ног. — Тебе так не нравилось в человеческом теле, что решил больше об этом ничего не знать? Ешь и вспоминай, кем ты был и что с тобой случилось…

Тут я запнулась, поскольку как никогда ранее ясно поняла, что вспоминать подобное никто, пожалуй, не захотел бы. Но Хорвек вдруг опустил руки, испачканные липким вином, и замер, безвольно опустив голову.

— Хорвек?.. — неуверенно позвала я, слыша, что голос мой напоминает слабое блеянье козленка.

Медленно он поднял голову и глаза его оказались широко открытыми — черные, пустые, как угольки.

— Проклятье, — промямлила я, припоминая, что в прошлый раз, когда бывший демон опасным образом приближался к человеческому состоянию ума, глаза его из желтых становились карими, а, следовательно…