Рыжая племянница лекаря. Книга 2

Я поняла, что у него вертелось на языке невысказанное обвинение — Глаас угадал, что оборотни пришли за нами, но не желал, чтобы об этом догадался кто-то еще. Хорвек, видимо, посчитав, что требования главаря разбойников вполне разумны, притянул меня к себе вместе с Харлем, и я замерла, вновь спрятав лицо у него на груди. Засвистели в воздухе стрелы, затрещал огонь, и даже с закрытыми веками я видела его красноватые отблески. Хохот оборотней сменился рычанием, но, хоть Хорвек и говорил, что псы колдуньи глупы, у них достало ума понять, что стоянку бывалых разбойников, увешанных оружием с ног до головы, им приступом не взять.

Захлебнувшись яростным воем, перешедшим в злобный лай, псы ведьмы отступили. За повозками уже тлели сухая трава и кустарник, подожженные горящими стрелами, и в красноватом мареве напоследок одна за другой мелькнули черные приземистые тени — числом то ли пять, то ли шесть.

— Проваливайте! Здесь будет погорячее, чем в вашей треклятой преисподней! — горланили разбойники, в запале пуская вслед им стрелы, но Глаас, сохранявший хладнокровие, приказал им остановиться.

— Ушли! — объявил он, довольно хлопнув в ладони, испачканные в собачьей крови. — Пусть знают, что вольный люд с пустошей не боится ни королевских слуг, ни бесовских порождений! Даже самые острые зубы можно выбить, а самую толстую шкуру — пустить на подстилку!

— Верно, ушли… — сказал кто-то из его людей, прислушиваясь к удаляющемуся вою. — Вот только псов наших жаль, попортила их бесовщина. Что ж это за твари такие? Раньше в этих местах таких не было. Откуда явились? Оборотни, да еще и стая…

— Что толку гадать? — перебил его мастер Глаас, не желая, чтобы рассуждения эти навели кого-нибудь на иные дурные мысли. — Как пришли, так и убрались, несолоно хлебавши. Псов найдем других, натаскаем. Что там с Кирру? Сильно ли его порвали?.. Эй, Соль! Успокой лошадей, не то завтра эти клячи подохнут от усталости еще до полудня!

Воинственная суета сменилась иной: все нуждались в передышке и люди Глааса торопливо устраняли беспорядок — кто-то оттаскивал мертвых псов подальше, кто-то усмирял лошадей, другие притаптывали тлеющую от искр траву, чтобы огонь не добрался до повозок.

Из разрозненных ответов можно было понять, что Кирру получил серьезные раны, но кровью не истек. Еще несклько человек пострадали от укусов, хоть и не настолько серьезно. Мастер Глаас, выслушав жалобы, перемежаемые проклятиями, повернулся в нашу сторону, и крикнул:

— Ну, девка, ты хвалилась, что знаешь лекарское ремесло! Посмотри-ка, что там с руками Кирру! Ирну, забирай мальчишку в повозку. От вас все равно никакой пользы, так хоть глаза мозолить не будете…

Вскоре костер, в который подбросили дров, разгорелся пуще прежнего. На этот раз меня подпустили к огню ближе остальных — я осматривала раны разбойников, лихорадочно вспоминая все то, чему научил меня дядюшка Абсалом. Раны Кирру следовало зашить — чтобы понять это, не требовалось особых лекарских знаний. Робко сообщив об этом, я втянула голову в плечи, опасаясь подзатыльников, но, к моему удивлению, нашлись и игла, и чистые нитки. Разбойничье ремесло никогда не было делом спокойным, и, наверняка, им не раз приходилось штопать друг другу шкуры. Но вот в то, что этому делу обучена я, глупая девчонка, им не верилось — это без труда читалось на грубых лицах. Наверняка они считали, что я, рассказывая о своих умениях, просто набивала себе цену в глазах главаря, и поэтому, не таясь, посмеивались, глядя на то, как я нерешительно подступаюсь к ранам.

Однако уроки дяди не прошли для меня даром. Если я чего и боялась всерьез, так это того, что от боли Кирру в ярости так изобьет меня, что не поможет и заступничество мастера Глааса. Дядюшка не раз говаривал, что гнев пациента — худшая опасность, подстерегающая лекаря, потому лучшие из клиентов — те, что лежат в беспамятстве: ни с чем не спорят и рук не распускают.

— Не вздумай пнуть меня, слышишь? И даже плюнуть в меня не смей! — сурово предупредила я, глядя исподлобья на разбойника, морщившегося от боли. — Если твои раны не промыть, как следует, и не заштопать — можешь лишиться обеих рук! И, к слову, ты это заслужил — за то, что весь день лупил меня то по спине, то по уху!

— Если знаешь это дело, то начинай, а не болтай! — рявкнул Кирру, щурясь и вздрагивая от подступающей горячки. — Зашьешь справно, и я больше тебя пальцем не трону. Но если напортачишь — клянусь, что успею наподдать тебе пару раз до того, как расстанусь с руками. Эй, дайте мне фляжку, да такую, чтоб не на дне плескалось!..

Договор этот, хоть и был заключен на словах, однако успокоил меня. Вода, вскипяченная в котелке над костром, к тому времени уже остыла, и я занялась ранами, изо всех сил надеясь, что произвожу впечатление умелой знахарки. От усталости у меня в глазах все плыло, но Кирру, осушивший пару фляжек своих товарищей, остался доволен моей работой.

— И правда, — хрипло пробормотал он заплетающимся языком. — Девка шьет ровнее, чем ты, Сильтус. А ну-ка, дайте мне еще хлебнуть!..