Рыжая племянница лекаря. Книга 3

Она умолкла, погрузившись в воспоминания, которые, как мне казалось, причиняли ей сладостную боль — Уна до сих пор черпала силу в той ненависти, что разгоралась тем сильнее, чем полнее было ее бессилие. И я с ужасом и отвращением поняла, что сейчас чувствую то же самое. Разве не похожи мы были? Обреченные, растоптанные и слабые — но продолжающие верить, что судьба позволит отомстить тем, кто причинил нам боль. Означало ли это, что мы одинаковы? Нет, я не смогла бы смириться с этим. Но, глядя на Уну с ненавистью, я думала в тот миг, что мы с ней равны, как бы ни претила ведьме эта мысль.

— ...Я искала его повсюду, вынюхивая след, как собака, — продолжала Уна. — Меня гнали от порогов постоялых дворов, словно чумную, не желая, чтобы постояльцы видели поблизости зловонную уродливую старуху. Но я уверялась все сильнее — рано или поздно мы повстречаемся. Так и вышло — он сам нашел меня, и тотчас приставил к моей груди острие меча. «Зачем ты ищешь меня, грязная нищенка?» — спросил он, и я по его голосу угадала многое. Тот человек был богат. Тот человек привык повелевать. И горе его было таково, что ради избавления от него он решился бы на что угодно — даже на разговор с отвратительной старой ведьмой, раздирающей свои язвы и пожирающей насекомых. О, как долго он меня искал! Столько же, сколько я ждала его — способного платить золотом, кровью и жизнями. Мне следовало цепко держать в руках дар судьбы и любой ценой исполнить желание отчаявшегося человека. «Что за беда заставила тебя искать помощи у лесных знахарок, скрывая свое имя и титул?» — спросила я, и вопрос мой ударил в цель, как раньше бил точно в сердце мой кинжал — когда руки были сильнее, а глаз — острее.

Он едва сумел ответить мне — так дрожал его голос. «Кто ты?» — спрашивал он, не решаясь коснуться моих страшных рук, брезгуя приблизиться к зловонным лохмотьям, скрывавшим увечное тело. Я отвечала, что мне открыты многие тайны огня и ветра, ночных небес и соединений звезд — и он поверил мне, ведь иного выхода у него не было. Так и не назвав своего настоящего имени, этот глупый господин велел мне ждать на том самом месте, где мы повстречались, и вскоре за мной прибыла черная грохочущая повозка, окна которой были наглухо заколочены, а двери закрывались снаружи на тяжелые засовы, словно в ней собирались перевозить лесного бесноватого зверя. Раньше я бы решила, что это ловушка, клетка, в которой излишне доверчивую ведьму доставят прямиком к костру. Но терять мне было нечего, и я вошла внутрь, помедлив лишь для того, чтобы полюбоваться на испуганные лица слуг, которые морщили носы от вони и более всего на свете желали побыстрее запереть за мной двери на все замки и засовы. Вот так, в черной повозке, скрытая от глаз людских, в сопровождении молчаливой свиты я прибыла в город, который показался бы почти каждому смертному величественным и многолюдным — но только не тому, кто видел Астолано и понял его суть.

Ты знаешь, о чем я говорю, покойник. Столица Юга — несравненна, в каждом ее камне содержится частичка пророчества, что обещает: «Здесь воцарится магия! Здесь услышат поступь величайшего из чародеев!». И это ожидание, из которого соткан воздух Астолано, пьянит лучше любого вина, лучше самой горячей свежей крови — я испытала это в полной мере, и, точно так же, как и ты, поняла, что буду возвращаться, пока не исполню пророчество — или же пока не погибну, пытаясь его исполнить. А тот, другой город, куда меня привезли... Что ж, я видела его стены и дома в щелку — он был велик, он был красив, он был старой столицей славных королей — да и только. Разве мало таких городов в подлунном мире?

Мы прибыли к городским воротам в сумерках и дождались ночи, прежде чем повозка тронулась вперед, по узким городским улицам. Горожанам она, должно быть, казалась полуночным призраком, явившимся из преисподней. Возможно, так оно и было — ведь внутри была я, я!..

И ведьма расхохоталась, встряхивая своими огненными волосами. Уне нравилось думать, что ей по силам стать проклятием для целого города — и она не скрывала этого.

— ...Они не желали, чтобы я знала, куда меня привезли, оттого запрещали задавать вопросы, а затем закрыли глаза бархатной повязкой. Никто не решился прикоснуться к моим лохмотьям, и мне велели держаться за край длинного шелкового пояса — он указывал мне дорогу. Но разве можно обмануть ведьму? Эти предосторожности и ухищрения сказали мне больше, чем любые слова. Я подчинялась их приказам, изображая покорность и равнодушие, но душа моя пела — как поет она сейчас. Магия не предавала Рыжую Уну, свою возлюбленную дочь — это она привела меня сюда, подсказывая и направляя, и она желала нашего воссоединения с той же силой, что и я сама. Меня, ослепшую и смиренную, вели по лабиринту, в сердце которого было спрятано нечто, способное вернуть мои силы. И я не собиралась отступать.