Рыжая племянница лекаря

Храм святого Саллюстия располагался на возвышенности, и его белоснежная колокольня высотой могла поспорить с самыми старыми башнями герцогского дворца. Все многочисленные строения, относившиеся к угодьям святилища, были обнесены высокой каменной оградой, увенчанной коваными остриями, – эта твердыня могла выдержать серьезную осаду, и, по всей видимости, тут хранилось достаточно добра, чтобы всерьез опасаться нападения.

Ворота, ведущие во двор, оказались гостеприимно распахнуты, однако у входа скучал тощий привратник из числа храмовой братии – это угадывалось по его долгополому одеянию серого цвета. В руках у него имелся короб для пожертвований, при виде которого я тут же приуныла: мне претила сама мысль о том, чтобы добровольно делиться деньгами невесть с кем. Там же, у ворот, сидели несколько нищих попрошаек. Среди них, к своему удивлению, я узнала тех двух разбойников, что гнались за мной по пустырю. Идея с посещением храма мне окончательно разонравилась, и я заявила Мике, что останусь сторожить нашу повозку у коновязи.

Кориус-младший, прихватив с собой увесистый ларец, подошел к воротам, но был остановлен бдительным привратником, указавшим на небольшой кинжал, который юноша носил у пояса, как это было заведено даже у самых худородных дворян.

– В божью обитель вход с оружием невозможен! – донеслись до меня слова, заставившие встрепенуться. «Должно быть, и святому Саллюстию угодно, чтобы демон себя прикончил», – подумала я с неожиданной горечью. Мике, вернувшись к повозке, смерил меня подозрительным взглядом, однако подал мне кинжал, сдержанно попросив присмотреть за его имуществом. Я дождалась, пока он скроется из виду, и осмотрелась по сторонам: привратник, убедившись, что улица пустынна, ушел дремать в тени старого дерева, а нищие затеяли между собой свару, и до меня никому из них не было дела. Безо всякой спешки я припрятала клинок под одежду, а медяки господина Казиро, которые всюду носила с собой, бросила в повозку, себе под ноги.

Когда Мике вернулся, я с растерянным видом сказала, будто на минутку отлучилась от повозки, и знать не знаю как так вышло, что его кинжал пропал. В раздосадованном взгляде юноши ясно читалось, что теперь в мире нет существа, на котором он желает жениться менее, нежели на мне.

– Должно быть, его стянули те бродяги! – заявила я, показывая на разношерстную компанию у ворот.

На лице Мике проступила понятная тревога – попрошайки все как на подбор выглядели отпетыми разбойниками, и ссориться с ними представлялось делом опасным, особенно для домашнего юнца-чистюли, как я мысленно с презрением называла своего горе-жениха.

– Мерзавцы! – сказал он, впрочем, не слишком громко. – Ну ничего, сегодня же мой отец подаст на них жалобу в префектуру!

– И то верно, – поддакнула я, мстительно подумав, что у моих недавних обидчиков вскоре случится немало неприятностей, а затем с невинным видом ткнула пальцем под ноги. – Не из твоего ли кошелька просыпались эти скойцы?

– Может, и из моего, – согласился Мике и наклонился, чтобы подобрать медяки. Я незаметно вздохнула с облегчением: сделка состоялась, кинжал с этой секунды считался купленным.

Вечером дядюшка Абсалом, разумеется, выбранил меня: управляющий, выслушав жалобы сына, заявил прямо, что не примет в свою семью наглую рыжую девицу, которая ведет себя так, будто выросла в канаве около дрянного кабака, и лучше уж отправит Мике учиться в столичный университет, хоть до сих пор и полагал это опасной новомодной блажью.

– Ну и пусть пачкает там чернилами бумагу хоть десять лет кряду! – мстительно ответила я, услышав известие, которое принес крайне раздосадованный дядя. – Самое подходящее занятие для зануд! Однако вряд ли в том университете он обучится верно служить своему господину. Все Кориусы – змеиное неблагодарное племя, дядюшка. Они только и ждут, что господин Огасто преставится или променяет Таммельн на Лирмусс! Этот гадкий Мике плел, что его светлость зарится на королевский трон и ждет не дождется, когда король Горденс отойдет в мир иной!..

– Да у тебя самой язык как помело! – вспыхнул было дядя, совершенно естественным образом опасавшийся всуе упоминать венценосных особ, но затем лицо его просияло. – Так его светлость имеет виды на столицу? О, как бы славно было поселиться в Лирмуссе! Вот уж где не переводятся покупатели… Что же это – я могу стать королевским лекарем?!

– Если господин Огасто исцелится, – вполголоса заметила я, нахмурившись, как это всегда бывало, когда дядюшка ударялся в мечты.

– Он уже исцелился, – уверенно заявил дядя Абсалом. – Я снял с него порчу!

«Нет, дядюшка! Вы просто-напросто разгневали очень злую и могущественную колдунью! – мысленно огрызнулась я, но тут же с самоуверенностью, не уступавшей дядюшкиной, прибавила: – Однако я все исправлю, и мы еще посмотрим, кто ухватил настоящую удачу за хвост – господин лекарь или его племянница! Быть того не может, чтобы господин Огасто не женился на той, кто освободит его от черного заклятия!»