Рыжая Соня и Осенняя Луна

— Придумай более убедительную историю. Я не знаю, что там произошло на самом деле, но тебе необходимы свидетели, способные красочно расписать твой личный подвиг полководца. Насколько я понимаю, в форте погибли почти все, кто был под твоим началом. А ты был впереди них и не получил ни одной царапины. Странно, ты не находишь?

— Я привез с собой одного из выживших, — поспешно возразил Туорг. — Я тоже подумал, что он может мне пригодиться. Правда, он совсем молодой, но…

— Молодой, не блещущий умом, исполнительный, это хорошо. Если ты сумеешь правильно его использовать, считай, что тебе повезло, — проговорила Ликенион.

Спасая свою шкуру, ее муж вполне мог проявить завидную изворотливость, а уж она-то сумеет ему подсказать, как представить ситуацию в наиболее выгодном свете. Так родилась идея выпустить вперед Аггу. Ловкий ход. Простой воин, всей душой преданный своему смелому предводителю и получивший за это достойную награду.

На Совете он скажет все, что ему будет вложено в уста. А Туорг встанет во главе всей армии Немедии.

Самым замечательным явилось то, что и сам Аргеваль охотно поддержал игру. Осыпать почестями одного, чтобы расположить к себе сердца многих, что могло быть удачнее? Зная о завидной судьбе Аггу, каждый воин в душе может поставить себя на его место и свято верить, что любой защитник Немедии ценен –для короля. Это поднимет общий боевой дух армии. Совсем неплохая затея.

Казалось, все было рассчитано до мелочей. Вот только в безупречный план в самый неподходящий момент вклинилась досадная, непредвиденная случайность. Избранный на роль героя мальчишка оказался при смерти. Ни с того, ни с сего он потерял сознание и бился в конвульсиях на полу, изо рта у него текла кровавая пена, и казалось, он вот-вот отдаст концы.

— Что мне делать? — встревоженно воскликнул Туорг. — Если он умрет, я потеряю слишком много!

— Прекрати панику, — презрительно бросила Ликенион, окатив супруга ледяным взглядом прекрасных, чуть раскосых глаз и, растолкав бестолково суетившихся вокруг лежащего на полу юноши слуг, сама склонилась над ним. — Дайте мне нож, недоумки! Быстрее! Если он откусит себе язык, я прикажу отрезать вам самим кое-что лишнее!

Кто-то поспешно протянул ей кинжал в кожаных ножнах. Разжав зубы Аггу, женщина хладнокровно всунула между ними этот предмет и велела перенести тело юноши в собственные покои.

— Закройте окна, задуйте все свечи вокруг него, — деловито распорядилась она. — Ему нужна темнота и тишина, тогда он вскоре очнется. Я прежде видела подобные вещи и знаю, что делать. Пошли все вон, оставьте нас!

Она положила свою ладонь на лоб Аггу. Вскоре юноша, действительно, затих и открыл глаза.

— Призраки… воины-призраки, — пробормотал он. — Прокаженный позвал их. Прокаженный с золотыми очами! — выкрикнул Аггу, а потом его речь опять сделалась почти бессвязной.

— Архалук, — бредил он, — я расскажу правду, они не смогут так дешево меня купить… я найду прокаженного…

Он замолчал, и спустя некоторое время почти осмысленно посмотрел на Ликенион воспаленными, в багровых прожилках лопнувших от нечеловеческого напряжения сосудов, глазами.

— Кто ты?

— Я жена Туорга, твоего друга, князь Аггу, — мягко напомнила она.

— Он мне не друг! Туорг — проклятый предатель. Он продавал оружие пиктам… был с ними в сговоре, когда они напали на нас! Форт бы не выстоял, если бы не призраки! Они сражались на нашей стороне и были неуязвимы для пиктских стрел!

— Конечно же нет, князь Аггу, — покачала головой Ликенион. — Все, о чем ты говоришь, тебе только привиделось. Ты тяжело болен. Очень тяжело.

— У меня голова вот-вот разлетится на части,

— признался он.

— Я тебе помогу, и с тобой ничего не случится, — заверила женщина. — Не сомневайся, — она раздвинула губы в одной из самых чарующих своих улыбок, и Аггу замер, не в силах отвести от нее глаз. — А потом ты расскажешь мне обо всех кошмарах, которые тебе мерещатся, — добавила она. — Не так ли, малыш?..

* * *

Она была стара, очень стара. Вряд ли кто-то взялся бы правильно определить ее возраст, а сама Кейулани говорила, будто не помнит, когда и где родилась. Даже в сильную жару она заворачивалась в длинные темные бесформенные одежды, наверное потому, что дряхлые хрупкие кости вечно искали и не могли найти тепла, а испещренное морщинами, обветренное лицо, словно выдубленное вихрями долгих зим, скрывала под низко надвинутым платком.

Но у нее еще были силы… о, были! Может, кто-то и отвернулся бы в брезгливой неприязни, случайно столкнувшись с этим воплощением старости и досадным напоминанием себе о том, что ждет его самого в будущем, но те, с кем рядом она находилась, испытывали к Кейулани благодарность, а не отвращение.