– Наше путешествие было, хм, частным делом, – тут же откликнулась Соня. – Все карты тщательно зашифрованы и находятся в надежном месте. Мы опасались того, что они могут быть похищены, и потому старались сохранять инкогнито. В самом деле, недавно некто пытался обокрасть нас, тайком проникнув в дом. Бедняга оступился на лестнице и свернул себе шею. Мне очень жаль. Мы его нашли уже мертвым и похоронили. В саду. Надеюсь, это… ничего страшного? – невинно спросила она, кокетливо похлопав глазами. – Мы даже не знаем, кто это был.
Она очень надеялась, что Эльбер уже успел окончательно очнуться и способен поддержать игру.
– Погибший вор сам выбрал свою участь. Это была кара богов, вашей вины здесь нет, – тут же отпустил ей грехи Аргеваль. – Но такие карты… слишком большая ценность, чтобы хранить их в обычном доме.
– Так мы их там и не храним. К тому же без опытных и надежных проводников они все равно бесполезны, а настоящий путь через Леса знаем только мы двое, причем Эльберу лучше знакомы одни, а мне другие отрезки пути. Собственно, именно поэтому нам и удалось там выжить. Это было очень нелегко, поверьте. Вот, – добавила она, указывая на висящий на шее талисман Элгона, – это одна из величайших ценностей города, обладающая магической силой.
– Насколько велики богатства Города? – спросил Ишум сквозь шумное пыхтение – ему явно было трудно говорить, его глаза помутнели от сильнейшего приступа алчности, а лицо стало таким багровым, что казалось, казначея вот-вот хватит удар.
– Неисчислимы, – сообщила Соня. – Там целые пустые дворцы из чистого золота, сплошь набитые драгоценностями, оружием… Некоторые люди, попадая туда, умирают от того, что не в силах уйти, оставив все это, а на себе ведь много не унесешь. Дети из окрестных племен играют крупными бриллиантами, как речными камушками, а золото они не любят потому, что оно слишком мягкое и не подходит для изготовления наконечников стрел.
– Значит, все, что я до сих пор слышал о Городе, правда, – прохрипел казначей. – Поверить не могу…
– Соня, не кажется ли тебе, что ты сегодня излишне многословна? – предостерегающе спросил Эльбер. Ну спасибо, сподобился рот раскрыть, подумала девушка.
– А что такое? Я думала как-то поддержать разговор, и что всем будет интересно послушать, – протянула она. – Ведь эти люди твои прежние друзья, да, Эльбер? Вы знаете, – обратилась она к присутствующим, – он мне мало о себе рассказывал, я, может, что-то не вполне понимаю, но думаю, Эльбера в Бельверусе все любили. Он ведь такой… талантливый, смелый человек, и…
– У нас были в прошлом… э-э… маленькие недоразумения, – встрял Ишум, – но в целом, безусловно, ты права.
– Прекрати, отец, – неожиданно взорвалась Араминта, единственная, кому, кажется, не было никакого дела до рассуждений о богатствах Мертвого Города. Ее лицо оставалось не просто бледным, но такого цвета, какого Соне еще не доводилось видеть у живых людей, лишь на скулах пылали яркие пятна. – Эльбера в Бельверусе считали всего лишь шутом, наплевав на все его заслуги. Его дом разорили и сожгли, его самого сначала жестоко публично унизили, а потом заставили сражаться на арене с настоящим чудовищем, которое едва его не убило. Его жена стала наложницей моего отца и умерла, продолжая любить Эльбера до последнего дня и не надеясь когда-нибудь с ним встретиться! А эта женщина, – она обвиняюще указала на Ликенион, – соблазнила и оболгала его, пользуясь им, как одним из мужчин, продающих свою любовь за деньги. Свое подданство он сполна оплатил страданиями и кровью!
Браво, восхищенно подумала Соня, любуясь ею. Я, пожалуй, на твоем месте поступила бы точно так же, девочка.
– Араминта! – загремел Ишум. – Что ты несешь?! Немедленно замолчи!
– Ну уж нет, и ты мне рот не заткнешь! Мне надоело молчать, меня тошнит от вашего лицемерия! Это не Эльбера, а Ликенион следовало тогда отправить под кнут, а ей хоть бы что! – запас прочности иссяк, и Араминта отчаянно, совершенно по-детски разрыдалась.
– Она не в себе, – выкрикнул Ишум. – Моя дочь всегда была ненормальной. Я сейчас распоряжусь отправить ее домой, и… мы все выясним.
– Позвольте мне ее успокоить, – Соня обняла девушку за плечи, настойчиво подталкивая к двери. – Пойдем-ка отсюда, милая.
Но неожиданности на этом не кончились. Оставшись с Соней наедине, Минта продолжала биться в рыданиях.
– Я его люблю! Мне плевать, что ты теперь его жена! Это я должна быть с ним – и буду. Я позабочусь об Эльбере ради памяти Гларии! Она мне была больше, чем матерью. Пусти меня, я должна ему сказать, что на все готова ради него! Я покончу с собой, если мы не сможем быть вместе…
Соня встряхнула ее, как тряпичную куклу, и наотмашь ударила по лицу.
– Уймись!
Девчонка задохнулась от ярости и в ответ отвесила ей такую же хлесткую пощечину, но слезы у нее мигом высохли. Дрожа от бешенства, она занесла руку для нового удара, но Соня перехватила ее запястье и сжала, как в тисках.