Рыжая Соня и Осенняя Луна

Соня, обыкновенно склонная к безрассудному бесстрашию, на сей раз не решилась вмешаться, не столько сознавая, сколько всем существом ощутив, что делать это столь же бесполезно, более того, смертельно, как добровольно лечь между двумя жерновами. Но – и снова все произошло потрясающе быстро – третий безумец все же нашелся и повис на спине Огдена, заставив того потерять равновесие и выпустить Эльбера из смертоносных «объятий». Теперь пришел черед действовать Соне, и она не замедлила точно так же вцепиться в бритунца, не позволяя ему предпринять новой атаки.

– Не вы решаете, кто из вас имеет право на существование, а кто нет, – сказал Таймацу, когда красная пелена неконтролируемого бешенства рассеялась перед глазами противников. – Предоставьте это Единому, который допустил, чтобы вы были, к какой бы форме жизни ни относился каждый из вас, и сколь бы мало общего ни имелось меж вами.

– Я думала, – сердце Сони колотилось в горле, и кровь все еще водопадом шумела в ушах, – я думала, что ты ушел из Бельверуса. О, Таймацу. Твои преследователи ищут тебя повсюду.

– А твои – тебя, дочь Рыси, – невозмутимо парировал островитянин. – Так что я решил слегка задержаться, полагая, что мы можем еще оказаться весьма полезны друг другу.

– Как я понимаю, одного из преследователей можно сбросить со счетов, – сообщил Огден. – Того, что пошел мне в пищу нынче ночью. Судя по внешности, он твой соплеменник, боец.

Эльбер старался придти в себя, ладонью размазывая по груди кровь, сочащуюся из глубоких порезов, оставленных на коже когтями ванира, и суть разговора пока улавливал смутно.

– Все равно, ты – проклятое навье, – убежденно и зло пробормотал он, – никто и никогда не убедит меня в обратном, ты, ходячий труп!

– Ненависть делает человека слепым, – вздохнул Таймацу.

Нельзя сказать, чтобы он сейчас осуждал Эльбера: островитянин слишком хорошо понимал, как трудно, порой невозможно преодолеть Разделяющую Черту внутри себя самого и признать право на существование кого-то, столь отличного от тебя. Он когда-то считал круглоглазых нечистыми животными, отказывая им в самой принадлежности к человеческим существам; однако, единожды себя пересилив, уже иначе смотрел на мир и сознавал, что другой, непохожий, вовсе не всегда означает «враг».

Даже если речь идет о вампире?..

Таймацу никогда не видел подобных созданий, хотя немало слышал о них еще на Островах. Там они назывались цзян-ши, и посвященные знали, что они суть обитатели нижнего мира, сферы Голодных духов, высасывающие жизненную силу из больных или умирающих людей, в виде черной кошки садясь на грудь такому человеку и похищая душу. По другим сведениям, дела могли обстоять и хуже: еще одна разновидность цзян-ши, баджанги, залетают ночью в дома жертв в виде птиц или нападают на путников, оставляя обескровленные тела висящими на деревьях вниз головой.

Нет, по счастью, Таймацу не довелось лично наблюдать такого ужаса. Но он не знал прежде, что цзян-ши имеют облик человека и разговаривают, как люди. И уж точно – что с ними можно вступить в схватку и остаться после этого в живых.

Кажется, он только что это сделал. Он голыми руками остановил разъяренного цзян-ши.

А тот перед этим убил одного из островитян. Значит, невелика победа, ведь любое объевшееся создание теряет в ловкости. И все же, в таких случаях полагается испытывать законную гордость.

Вместо этого, Таймацу испытывал… невероятное любопытство. Мудрость, присущая ему, вовсе не исключала этого качества, наоборот, усиливала. Если, встретившись с неведомым, не наполняешь сердце ненавистью, нечто новое вызывает естественный интерес.

– Ты ведь не просто так пришел сюда, – обратился Таймацу к Огдену. – Что тебе нужно? Чего ты ищешь и хочешь? Расскажи, кто ты такой.

Ванир ненадолго задумался. Но сейчас даже Эльбер молчал в ожидании ответа, хотя по-прежнему смотрел на него с нескрываемым отвращением. Что ж… Потребовалось не очень много времени для того, чтобы пересказать собственную историю. Когда Огден заговорил о Ютене, трое людей переглянулись в заметном сильнейшем волнении, но Таймацу сделал Соне и Эльберу знак не прерывать ванира, позволив ему закончить и перевести дух.

– Этот граф еще большая мразь, чем я думала, – сказала тогда Соня. – Причем весьма опасная. Нам тоже пришлось иметь с ним дело, Огден, и поверь, воспоминания о нем у нас не лучше, чем у тебя.

– Не думаю, что Ютен всего лишь воспоминание, – возразил Таймацу. – Он от своего не отступится.

В этот момент Огден тревожно взглянул в сторону окна.

– Я должен уйти, – быстро произнес он. – Мне нужно успеть до рассвета. Мы еще встретимся.

* * *

Угрозы Ишума и его попытка ограничить свободу Араминты возымели, как и следовало ожидать, прямо противоположное предполагаемому действие.

Даже если для этого требовалось рискнуть самой жизнью, своевольная девушка не собиралась идти у кого-то на поводу и смиряться с уготованной ей участью.