Рыжая Соня и Осенняя Луна

Строжайшее распоряжение слугам не спускать с бунтарки глаз, отданное Ишумом, было все равно бессильно против готовности Минты оказать любое возможное сопротивление. Ей без особого труда удалось убедить приставленного к ней слугу в том, что не произойдет ровным счетом ничего ужасного, если ей будет дозволено выйти из дома, но не покидать пределов отцовских владений.

– Я задыхаюсь в четырех стенах, – жалобно сообщила она. – Это так скверно и унизительно, чувствовать себя в родном доме, точно в тюрьме. Да и куда мне деваться, куда бежать? Стоит мне высунуть нос за ворота, охрана Бельверуса тут же схватит меня. О нет, я уже поняла, что мое положение безнадежно, а дорогой отец прав: чем скорее я приму предложение князя Аггу, тем лучше будет для всех, ибо не пристало девушке моего возраста столь долго колебаться в выборе жениха.

Слуга заколебался. Спокойная, рассудительная речь не могла полностью усыпить его бдительность. Женщины слишком хитры и коварны, чистые змеи! Сначала отвлекут своими уговорами и посулами, а затем подставят так, что, пожалуй, и головы не сносить. Но бедняжка Минта была так бледна, весь ее вид выражал такую покорность судьбе и готовность принять неизбежное… К тому же, действительно, куда она денется, особенно если ни на шаг от нее не отходить? Короткая вечерняя прогулка просто не может обернуться некоей непоправимой катастрофой, это просто смешно!

– Пошли, – коротко произнес он. – Только, госпожа, прошу тебя, не делай глупостей. Я все время буду рядом, и сбежать тебе не удастся.

«Плохо ты меня знаешь», – торжествующе подумала Араминта, чувствуя, как сильнее и громче забилось сердце. Ей с трудом удавалось не убыстрять шагов, следуя по дорожкам, на которых ей был знаком каждый камешек, в сторону склепа: уйти, не попрощавшись с Гларией, она не могла и не хотела.

Между тем, на город опустились сумерки, и в небе померк последний солнечный луч. Слуга терпеливо ждал, пока Минта закончит свою импровизированную молитву над могилой и покинет усыпальницу. Вот еще блажь, общаться с мертвецами! Его-то самого такая мысль приводила в замешательство. Он относился ко всему потустороннему с естественным, присущим большинству нормальных людей, суеверным трепетом.

Араминта подобных страхов не ведала. По личному опыту она знала, что от мертвых, как раз, никакой опасности ждать не приходится, с живыми куда как сложнее. А уж тем более не было причин опасаться духа Гларии: если бы даже произошло невозможное чудо, и ее покойная подруга поднялась из могилы, то безусловно не в образе кровожадного чудовища.

Но того, что произошло в усыпальнице на сей раз, Минта ожидать не могла. Потому что черная мраморная плита вдруг отчетливо зашевелилась и со скрежетом сдвинулась с места, а затем приподнялась. Онемев и не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, даже отвернуться или зажмуриться, девушка была вынуждена наблюдать за дальнейшим. Что-то неведомое властно, мощно пробивалось наружу из-под самой земли, из могилы! Оно явно обладало нечеловеческой силой, если оказалось способно сдвинуть подобную тяжесть.

Из груди Араминты рвался вопль ужаса, но потрясенной девушке не удавалось издать ни звука. В сгущающемся мраке она увидела просунувшуюся наружу бледную кисть руки с длинными крепкими пальцами, и потом…

Преодолев охватившее ее оцепенение, Минта наконец заорала не своим голосом и рванулась вон из склепа, едва не сбив слугу с ног; прежде, чем ее бдительный страж опомнился, нечто вырвалось следом за нею и с ходу впилось в глотку несчастного человека зубами, длинными и показавшимися Араминте ослепительно белыми, как у молодого волка, только – она могла в этом поклясться – куда более крепкими. Слуга даже не сопротивлялся, беспомощно обвиснув в этих зубах, как тряпичная кукла, и не упал только потому, что существо удержало его, обхватив руками и прижав к себе в жутком подобии крепкого нежного объятия.

Минта кинулась прочь, развивая всю возможную скорость и не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви низко растущих деревьев, обдирая себе ноги' о кустарник. Если бы ей прежде кто-нибудь сказал, что она без подготовки и поддержки способна преодолеть довольно высокую, в два с лишним человеческих роста, стену-ограду особняка, Араминта бы ни за что в такое не поверила: умение летать не входило в число ее достоинств. Но сейчас она вдруг обнаружила себя сидящей верхом на этой самой стене, причем не могла вспомнить, как именно там очутилась. Теперь у нее было два пути: на улицу или назад, в отцовские владения. Поскольку о том, чтобы вернуться, Минте было невыносимо даже подумать – ей казалось, что чудовище, сожравшее слугу, продолжает преследовать ее, подпрыгивая у основания стены и лязгая своими жуткими окровавленными зубами – девушка, стиснув челюсти, перекинула ногу через ограду и почти рухнула вниз, по другую сторону от неведомой опасности, приземлившись на локти и колени. Боли она по-прежнему не ощущала. Когда речь идет о спасении собственной жизни, такие мелочи, как несколько глубоких ссадин и синяков, просто не имеют значения.