Рыжая Соня и подземелье Пифона

Он смотрел на пару воинов постарше, решивших наконец прийти на помощь неудачникам, но и вчетвером они смогли лишь волоком оттащить добычу к месту разделки. Сказал он это негромко, так что слышал его один Кучулуг. Гирканец вмиг посерьезнел. Он хорошо помнил те времена, когда Прибылые назывались Послушниками и попадали в стены Логова, только пройдя Смертельный Отбор.

Он и правда был смертельным, ибо выдерживали его единицы. Надо было обладать невероятной ловкостью, смекалкой и силой, чтобы преодолеть все препятствия и остаться в живых. Но и тех, кто проходил испытания, впереди ждали лишь бесконечная муштра, жесткая дисциплина и суровые наказания за малейшую провинность. Все изменилось, когда в Логове появился Север, неожиданно быстро сумевший обойти его, Кучу-луга, в борьбе за лидерство. Именно он изменил не только взаимоотношения и систему отбора, но и вообще всю внутреннюю жизнь Логова. Правда, и ему удалось сделать это не сразу, но все равно если бы не он, не видать бы новичкам сейчас такой свободы.

— Брось, старина,— так же негромко заметил Кучулуг.— Ты ведь не думаешь на самом деле так, как говоришь.

— Конечно, не думаю,— вздохнул тот,— но гонять сопляков все-таки следует побольше, а то их скоро ветром сдувать начнет.

— Так они ведь воры, а не воины,— резонно заметил гирканец — Их дело — вскрыть замок, забрать вещь и незаметно скрыться. С врагами они должны не сражаться, а прятаться от них…

Даже за стволом молодой сосны, если иного выхода не будет.

— Трепло! — хмыкнул старик.— Раньше ты не был таким.

— Все мы меняемся,— равнодушно пожал плечами Кучулуг и направился на край поляны, где его добычу уже выпотрошили и теперь заканчивали свежевать.

Он жестом остановил раздельщиков и, взяв из рук одного из них остро отточенный нож, отрезал изогнутый кабаний хвост у самого основания. Люди замерли, с удивлением глядя на него, а Кучулуг встряхнул завитый в спираль отросток и, любовно разгладив кисточку на его конце, заткнул его сзади за пояс так, что он оказался практически на «своем» месте.

— Наконец-то я чувствую себя в безопасности,— изрек он, окинув насмешливым взглядом притихших воинов.— Если его сородичи собирались отомстить за убийство вожака, то теперь наверняка примут меня за своего! — Он согнулся в пояснице и покрутил задом.

Его люди — простодушные воины, большинство которых составляли молодые парни — разразились громким хохотом, и лишь наблюдавшая за этой сценой Пифия брезгливо поморщилась, но гримасы ее не видел никто.

Вскоре дрова затрещали, и одуряющий аромат жаркого повис над лагерем. Даже Халима почувствовала, как голод начинает вытеснять раздражение, но участвовать во всеобщем веселье по-прежнему не собиралась.

— Когда же мы спустимся? — спросил молодой воин, когда сто с лишним крепких мужчин расположились вкруг огромного костра и утолили первые жажду и голод.

— Кто знает? — задумчиво ответил Кучулуг, отрываясь от жаркого, и вытирая тыльной стороной ладони измазанные жирным соком губы.— Быть может, тебе известно больше? — повернулся он к Халиме.

Услышав обращенный к ней вопрос, колдунья оторвалась от еды. В отличие от окружающих она не вгрызалась в мясо, а использовала пару остро отточенных стилетов, удивительно ловко обращаясь с ними.

— Мне трудно ответить определенно,— негромко заговорила она, и все замолчали.— Подземелья населены настолько густо, что через толщу камня я даже не сумела «разглядеть» отдельные существа, зато волну недобрых чувств уловила.

— Волну недобрых чувств?.. — удивленно повторил вслед за ней Кучулуг, явно собираясь пошутить на сей счет, но, встретившись с возлюбленной взглядом, промолчал.

— Нас там ждут, — все так же негромко, но неожиданно жестко произнесла она,— И я хочу, чтобы все поняли это. Особенно те, кому вскоре предстоит спускаться.

Пифия обвела всех присутствующих ледяным взглядом прекрасных глаз, и каждый, на ком он останавливался, невольно чувствовал холодок неуверенности, против воли возникавший где-то глубоко внутри. Веселье само собой утихло, а разговоры перешли в иное русло. Кто-то заговорил о страхе смерти — главной опасности, подстерегающей смельчаков в подземелье.

— У нас, в Гиркании, мальчиков, которым предстоит стать в будущем воинами, с детства учат презирать смерть…— Кучулуг замолчал, и все терпеливо ждали продолжения.— Конечно, в полной опасностей жизни воина всякое может случиться, но даже побежденный не должен выказывать страх…

— Не должен был,— с печальной улыбкой поправил его Тондор.

— Верно,— кивнул Кучулуг.— Времена нынче не те… И все-таки напрасно ты думаешь, что настоящие воины перевелись.

Некоторое время все молчали, словно каждый мысленно примеривал на себя блестящие доспехи бесстрашного воина, пока тот же человек, что первым упомянул о страхе, не заговорил снова:

— Ну а в других странах как?

— Еще дальше на востоке, в Вендии, а более того в Кхитае, мудрецы считают, что человек уже мертв, хотя и думает, что он жив. На самом же деле смерть всего лишь освобождает от бренной оболочки и знаменует истинное рождение.

— И там верят в эту ерунду? — спросил тот же голос.