Рыжая Соня и Врата Немедии

Ее повторял Мвиру с иньямбой, а затем остальные барабанщики. Образовался бешенный круговорот музыкантов и танцоров. На трех главных барабанах солировали все по очереди, даже мальчики: достать до них с земли они не могли, поэтому залезали при этом на спину кому-нибудь из взрослых мужчин и импровизировали, полагаясь исключительно на свое врожденное чувство ритма и вдохновение.

* * *

Все еще под сильнейшим впечатлением от увиденного, уже глубокой ночью, Соня опустилась на землю рядом с Муонгом.

Он сидел неподвижно возле входа в хижину и курил длинную трубку, набитую темно-красным порошком мтупаегу — древесного гриба, полузакрыв глаза и глубоко о чем-то задумавшись.

— Муонг? — Девушка положила руку на его широкое плечо. — Это было… просто незабываемо. Когда ты успел научиться тому, что эти люди умеют с рождения, да еще и превзойти их в совершенстве?

— Я тоже с рождения умел танцевать и петь, — сказал он. — Просто если Дети Змеи это почитают наравне с умением сражаться, в… других местах человек, занимающийся чем-то подобным, считается не более чем жалким шутом. И рано или поздно ему недвусмысленно указывают, где его место.

— Тебя послушать, так оплот цивилизации именно здесь, а Вся Хайбория — скопище тупых, не способных воспринимать искусства ослов, — фыркнула Соня. — Там нет ни гончаров, ни резчиков по дереву, ни ювелиров, а уж танцоров и музыкантов и подавно. Между тем, многие их них прекрасно и богато живут, получая достойное вознаграждение за свое мастерство, а не ютятся в жалких хибарках из листьев. Не думаю, что совершаю великое открытие, сообщая тебе об этом. По-моему, ты просто за что-то обижен на весь мир, — уже с сочувствием закончила она.

— Себя лучше пожалей, — сказал Муонг, — а я так вполне счастлив. Мне не на кого обижаться, Бара.

— Конечно, я могу сделать вид, что поверила, пойти и лечь спать, — проговорила девушка, — но мы живем бок о бок, а ты мне совершенно не доверяешь.

Из хижины выполз Нджомонго, Муонг обхватил его руками, подтянул поближе и положил голову удава к себе на колени.

Соня давно перестала вздрагивать при виде этой громадной твари: она уже знала, что местные жители держат удавов у себя в домах, точно сторожевых собак, и даже оставляют под их охраной собственных грудных детей. Надежнее защитника в подобном случае не сыскать, и к ребенку не приблизится не только ни один хищник, но и насекомое, мгновенно исчезающее в пасти змеи, когда дитя играет, сидя в ее кольцах, а верный сторож держит собственную голову над малышом.

— Скорее я доверился бы демону или сук-кубу, чем тебе, — ответил Муонг.

— Неужели? Я, что же, в твоих глазах — последняя из всех подлых тварей, населяющих землю?

— Нет, ты просто больна, как все вазунгу. Безумна.

— Ты тоже вазунгу, — это слово означало «белый человек», Соня его уже не раз слышала в племени. — Значит, по твоей логике, ты сам безумен?

— Ну, что касается меня, это не так. Меня, знаешь ли, сумели исцелить. Кое-кто очень постарался. Первоклассные, должен сказать, были… лекари.

— Тоже вазунгу, — утвердительно, ничуть не сомневаясь в правильности своих выводов, промолвила девушка. — Поделился бы хоть со мной, все равно ведь я никому не расскажу об этом.

— Ты тянешь время, стиснув зубы, а у тебя между тем с утра до вечера и наоборот пухнет голова от размышлений только о том, как бы добраться до Города и унести оттуда столько сокровищ, сколько ты сможешь поднять, — произнес Муонг, в очередной раз поражая Соню тем, как легко он читал ее мысли. — Ты настоящая одержимая, Бара.

— Ну так отвел бы меня туда, и дело с концом, — разозлившись, не стала отпираться девушка. — Мне в самом деле кое-что там нужно, а ты вроде как отрекся от мира, и тебе плевать на все сокровища — так чего сидеть, как собака на сене?

Он повернулся к ней и презрительно выпустил Соне в лицо струйку горьковатого дыма из трубки.

— И не мечтай. Ты явишься назад и приволочешь за собой целые полчища других вазунгу, еще более одержимых. До сих пор ни один из них не видел Города. И пока я жив, не увидит.

— А ты-то сам там бывал? Хоть единственный раз?

— Бара, я готов подарить тебе наш лес, добрый к Детям Змеи, и нашу музыку, и древние сказания. Научить тебя жить здесь и быть счастливой. Ты очень красива, ты могла бы родить детей, подобных тебе и мне, здоровых и сильных воинов и прекрасных жен. Но тебе это не нужно. Ничего не нужно, кроме сверкающих камешков и холодных золотых монет, ты глуха и слепа, как несчастная земляная свинья, — с болью сказал Муонг.

— А почему ты решил, что смеешь судить меня — и обо мне? — воскликнула Соня.—

Откуда тебе знать, зачем, я мщу Город? Что, если ты жестоко заблуждаешься, не зная истинных причин/ которые привели меня сюда — такое тебе в голову не приходило?