— Не стоит волноваться, до рождения ребенка еще несколько месяцев. Кроме того, вы же знаете Марлоу, ему не нравится, что я все время сижу дома.
А еще Марлоу очень не нравится, когда его слова подвергаются сомнению. От внимания Амелии не ускользнул быстрый поворот головы, ненужное одергивание юбки и явное беспокойство в глазах молодой женщины. Все это свидетельствовало о том, что ее сын настаивал на утренних прогулках жены. Она надеялась, что после женитьбы его поведение изменится, что прекрасная Фелиция разбудит в нем чувство ответственности и заставит остепениться, но надежды эти не оправдались.
Прошло немногим более трех лет с тех пор, как во время одного из кратких приездов с плантации Марлоу был представлен Фелиции Талбот, двадцатилетней дочери владельца заводов, производящих железо и сталь. Продолжая наблюдать, как невестка завязывает под подбородком ленточки шляпки, украшенной зелеными перьями, Амелия вспомнила, какое неприятие вызвал у нее этот брак. Для своего сына она хотела большего. Его женой должна была стать если не аристократка, то по меньшей мере дочь какого-нибудь мелкопоместного дворянина. Но Марлоу больше интересовали деньги девушки, чем сама невеста. Фелиция унаследовала от родителей, которые умерли от какой-то болезни во время путешествия по континенту, большое состояние. Вот оно-то больше всего и привлекало Марлоу. Деньги жены были нужны ему для игры.
Хрупкая, изящная, с золотистыми волосами, ниспадающими на плечи мягкими волнами, и миндалевидными небесно-голубыми глазами, Фелиция Талбот была столь же симпатична, сколь и жизнерадостна. Но только куда подевалась ее красота? Почему еще недавно веселая девушка превратилась в немногословную затворницу? Конечно, все понимали, что женщина, вынашивая ребенка, не должна вести слишком уж активную светскую жизнь, но после возвращения с Сахарных островов невестка стала избегать всякого общения с людьми.
Стала избегать или отказалась окончательно? Вернувшись в свою гостиную, Амелия подошла к высокому окну, выходившему во двор, который когда-то представлял собой огромный ухоженный парк со скульптурами и цветниками, а теперь демонстрировал очевидные признаки запустения.
Марлоу, женившись, получил приданое и вскоре пустил все деньги на ветер, как, впрочем, и наследство, оставленное отцом… А что же Фелиция? Мысль о невестке заставила Амелию содрогнуться. Несмотря на то что комната леди Банкрофт выходила окнами на солнечную сторону и здесь было достаточно тепло, ей вдруг стало холодно, как в лютый мороз. Теперь, когда наследство Фелиции растрачено, не превратится ли жена Марлоу в обузу, очередную «ошибку», которую нужно исправить?
Нельзя так думать о сыне, одернула себя Амелия, Марлоу просто хочет оградить молодую жену от каких бы то ни было переживаний. И ее, и ребенка, которого она должна ему родить.
Отвернувшись от окна, она посмотрела на маленький сейф, который теперь пустовал.
Нельзя так думать! Пальцы Амелии сжались в кулак. Нельзя… Только сердцу не прикажешь замолчать.
— Ты промокла до нитки, к тому же при свете фонаря на тебя было страшно смотреть: лицо посинело, вся дрожишь. Я не мог определить, сколько ты там просидела, и очень боялся, как бы ты не подхватила воспаление легких. Наверное, мне нужно было дождаться, пока ты сама смогла бы что-нибудь рассказать, но в ту минуту… я не мог нормально соображать.
Нужно признать, что Иосиф Ричардсон в ту ночь стал для Алисы ангелом-хранителем! Он нашел несчастную девушку, сидевшую у затопленной шахты с окоченевшим телом матери на руках. Она качала ее, как ребенка, и покрывала поцелуями холодное лицо. Такая картина могла тронуть за живое любого, но больше всего Иосифа поразило то, что Алиса все это время причитала: «Почему ты не любила меня, мама? Почему не любила?..»
За короткое время знакомства Иосиф успел убедиться в том, что Алиса очень привязана к матери. Это была настоящая дочерняя любовь. Каждое ее слово, действие, даже мысль были проникнуты заботой о матери, ее здоровье и благополучии. Анна Мейбери страдала душевным недугом, что, естественно, сказывалось на поведении несчастной женщины. Она как будто не замечала дочь, которая не оставляла ее ни на минуту. Но у Алисы болело сердце не только в те страшные часы, когда она изо всех сил прижимала к себе мертвое тело матери. Всеми фибрами души Иосиф чувствовал, что боль эта жила в ней многие годы.
— Извини, если я сделал что-то не так, но нельзя же было дожидаться, пока ты сама придешь в чувство и примешь какое-то решение.
— А почему я так долго…
— Почему ты целую неделю не приходила в себя?.. — Иосиф выдержал паузу, прежде чем ответить на вопрос Алисы. — Видишь ли, врач посоветовал поберечь тебя… Он сказал, что ты совершенно истощена и любое новое волнение может привести… В общем, ты могла не выдержать, поэтому он велел давать тебе несколько капель макового сока каждый вечер и утро, чтобы ты крепко спала…
«Могла не выдержать…»