Рыжеволосая чаровница

– Да. Вижу, я тебя озадачил. Неужели это понятие тебе чуждо? – Он скривился. – Догадываюсь, что чуждо. Дарси, я не один раз, а дважды спрашивал тебя, скрываешь ли ты от меня что-нибудь еще. Я думал, что мы с тобой стали открыты друг другу, что наш ребенок родится в честной семье. А не в той, что запачкана ложью.

– Но ты же не можешь не понимать, почему я не рассказала тебе об этом?

– Нет, не могу, – отрезал он. – Я знал, что твоя мать наркоманка. Ты что, ожидала, что я буду осуждать тебя за это, когда узнаю, какую цену ты заплатила за все ее пороки?

– Да, – жалким голосом призналась она. – Конечно, ожидала. Потому что кто только меня не осуждал. Да все, кто знал об этом. Быть дочкой самой известной манчестерской проститутки… Какая репутация может быть хуже? Надо мной насмехались. Я постоянно слышала у себя за спиной смех. Ты не представляешь, как это больно и обидно. Вот почему я уехала в Лондон. Вот почему у меня не было ни одного мужчины до тебя.

Дарси искала хоть какую-нибудь щелку в его непроницаемой броне. Она искала лучик понимания в его глазах. Искала надежду.

И не увидела.

– Дарси, как ты не понимаешь, что я не могу жить, окруженный тайнами?

– Но их нет… больше нет. Теперь ты знаешь обо мне все. – Сердце дико колотилось о ребра. Она молит его, как молят, находясь на скамье подсудимых.

– Вижу, ты не понимаешь, – устало произнес он. – Ты ведь знаешь, что мое детство было омрачено секретами и враньем. Я говорил тебе, что для меня доверие превыше всего. Как, черт возьми, я смогу снова верить тебе? Не смогу. – Он с горечью рассмеялся. – Да я и не хочу верить.

Дарси едва не бросила ему в лицо собственные обвинения, не сказала, что он прежде всего сам не доверял ей. А как он отреагировал, когда узнал, что она беременна? Обрушил на нее град вопросов с подозрениями. Да он к тому же решил, что она вовлекла его в секс за то, что он купил ей дом. Но свои обвинения она оставила при себе. Какой смысл о них говорить? Не важно, что она сделала или сказала, но в Ренцо что-то умерло – она прочла это в его глазах.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Он наконец взял стакан с пивом и залпом выпил, затем медленно поставил пустой стакан на стол.

– Я возвращаюсь в Лондон, – сказал он. – Потому что не в состоянии находиться с тобой рядом.

– Ренцо…

– Пожалуйста, не надо. Давай не будем говорить ничего такого, о чем потом пожалеем. Нам все же предстоит стать родителями. Поэтому, очевидно, нам придется прийти к официальному соглашению, но сию минуту обсуждать это ни к чему. Полагаю, ты успела достаточно хорошо меня узнать и понимаешь, что я не поведу себя безрассудно.

Дарси вдруг показалось, что у него дрогнул голос, когда он произнес эти слова. Словно он ранен не меньше, чем она. Не может быть… Никто не сумеет разделить страшную боль, обжегшую ее и разорвавшую сердце на миллион мелких осколков.

– Я нанял акушерку – она в твоем распоряжении, – продолжал Ренцо. – Я позвонил ей из машины, когда ехал сюда, и договорился. Она готова переехать во флигель, если тебе будет так спокойнее.

– Нет, мне не будет спокойнее! – крикнула Дарси. – Я не хочу, чтобы здесь со мной жил кто-то посторонний.

Он саркастически рассмеялся:

– Ну конечно. С трудом могу представить, чтобы ты этого захотела.

Сказав это, он развернулся и вышел. Дверь за ним со стуком закрылась. Дарси смотрела в окно, как он идет по садовой дорожке мимо веревок с бельем. Блузка развевалась на ветру и задевала его, будто хотела вернуть. Может, побежать за ним, неловко переваливаясь из-за большого живота, ухватить за рукав дорогого итальянского дизайнерского костюма и еще раз попросить поверить ей и остаться?

Но гордость – это все, что у нее есть. Единственное.

Поэтому она стояла и смотрела, как он уходит, как садится на заднее сиденье роскошного автомобиля. Темные, иссиня-черные волосы, блестели под солнцем, челюсти решительно сжаты, он смотрит прямо перед собой. Он не обернулся, и автомобиль уехал. Ни одного последнего взгляда на нее. И он не увидел ее молящих глаз.

Все, что осталось в ее памяти, – это его суровый профиль. Ренцо Сабатини исчез из ее жизни.

Глава 11

После ухода Ренцо Дарси охватило беспросветное отчаяние, словно она стоит на морском берегу зимой, а волны бьются о камни и сейчас захлестнут ее. Когда его автомобиль исчез из вида, она, шатаясь, отошла от окна, повторяя, что надо взять себя в руки, что ее главная забота – это ребенок и что она обязана думать о зародившейся у нее внутри жизни. А не придется ли ей рассказать своему сыну, кем была его бабка? Если между ними будут любовь и доверие, то – да.

Господи, как ей тяжело. Определенности нет никакой. Гнев мужа она могла понять, но ее удивило и смутило то, что он не пригрозил ей оставить за собой заботу об их ребенке. У него хватило бы на это и богатства и влияния.

Дарси промокнула капельки пота, выступившие на лбу. Надо сесть, но она продолжала ходить по комнате, чтобы совладать с беспорядочными мыслями. Сколько было горечи в его голосе… Неужели его душа тоже ранена? Но Ренцо не обладает чувствительностью, он сухарь.