Рыжеволосая девушка

Кто-то из стоявших позади пошел за мной. Он несколько раз подтолкнул меня в спину, и я, споткнувшись, поскользнулась на утоптанном снегу. И опять огляделась вокруг. А что, если я теперь пущусь бежать, попытаюсь добраться до школьных огородов или до спортивного парка за ними?.. Я понимала, что они догонят меня в одно мгновение. Они не были истощены, как я, и у них были карабины. Всех, кого они не могли поймать живыми, они безжалостно расстреливали… Я посмотрела перед собой, туда, где стоял Пауль. Он впервые оглянулся назад. Видно, ему было не по себе. Я поравнялась с молодым человеком, который тупо стоял в сторонке. В своем толстом драповом пальто, добротных ботинках и в очках он имел вид юноши из зажиточной семьи. Ему было не больше восемнадцати-девятнадцати лет. Жандарм, который толкал меня в спину, — я слышала лишь, как скрипят позади меня его сапоги, — подтолкнул меня в сторону юноши. Я не поддалась. И услышала, как кто-то крикнул:

— Du, Paul… Komm mfl'ruЬег![76]

Жандарм, охранявший юношу, бросил на меня пустой и равнодушный взгляд. Вероятно, он думал о чем-то совершенно другом, возможно, о своем доме и семье где-то в Германии. Пауль пошел к нам. Я видела, что он очень недоволен. Он избегал моих вопрошающих взглядов и словно не замечал, что я опять начала усиленно моргать и двигать бровями. Он остановился в нескольких шагах от меня.

— Пауль… — сдавленным голосом произнесла я. — Ты ведь знаешь меня…

Он не пошевельнулся. И его широкое лицо с плотно сжатыми губами было точно каменное. Я придвинулась к Паулю на несколько сантиметров.

— Пауль, — снова сказала я. — Выпусти меня по дороге… Ты же знаешь, кто я.

Он глядел мимо меня. И тихонько топал сапогами по снегу. Больше мне нечего было сказать. Молодой человек в очках поднял голову, заметив, что я разговариваю с Паулем.

— Вы знаете его? — тихо и с надеждой в голосе спросил он.

Я ничего не ответила. Я не знала, кто был тот молодой человек. Не знала, за что его задержали. Я ждала, чтобы Пауль кончил топать. Когда его ноги перестали двигаться, я сказала ему самым настоятельным тоном:

— Пауль!.. Поди в… ты знаешь к кому. Скажи там, чтобы они вызволили меня. Тебе ведь известно, куда меня отправят.

Молодой человек подошел ко мне поближе. Его глаза были полны слез. В своем беретике и в очках с овальными стеклами он выглядел наивным и беспомощным.

— Ради бога, — сказал он. — Спросите его, согласен ли он или его коллега отпустить меня по дороге… Он может взять себе мои золотые часы, если он меня отпустит… — Его голос внезапно задрожал и сорвался на визг, в нем послышался смертельный страх — Я не хочу в Германию!

Пауль отвернулся. Он ничего не желал ни видеть, ни слышать. Тогда начал действовать жандарм, который до того времени стоял, уставившись пустыми глазами в пространство. Он отдернул от меня молодого человека и заорал, как орут только немецкие фашисты, — меня просто мороз по коже подрал.

— Schnauze halten! Hier wird nicht geredet! Wer sich noch einmal muckst, dem hau ich eine "ubers Maul![77]

Молодой человек покачнулся. И крикнул еще раз, теперь уже громко, с душераздирающей наивностью:

— Я не хочу в Германию! Я не хочу в Германию!

Жандарм, который сопровождал его, сжал кулак и изо всех сил ударил его в лицо. Я услышала глухой стук. И обернулась.

Слышала, как упал молодой человек и тихо звякнули осколки разбитого стекла. Очки, подумала я. Наступила тишина. Я стояла рядом с Паулем. И я тронула его за руку.

— Помоги мне, — сказала я. — Помоги мне! На тебя последняя надежда!

Он ничего не ответил и отвернулся.

Вахмистр, или кто он там был, приближался к нам. Его гладко выбритое лицо побагровело. Я не знала, заметил ли он, что я говорила с Паулем. Размахивая короткой толстой рукой, он крикнул:

— Sofort abf"uhren, die beiden! Zum Leutnant![78]

Я видела, как молодого человека рывком подняли с земли. Лицо у него было все в крови. Большими близорукими глазами смотрел он на жандармов и вытирал рукою лицо. Жандарм, который ударил его, подтолкнул его теперь к ближнему грузовику. Пауль взял меня за руку. И повлек вслед за молодым человеком. Затем они откинули брезент. Приказали молодому человеку забраться в кузов; он вскарабкался неумело и неуклюже. Стороживший его жандарм подтолкнул его под зад прикладом своего карабина, и он опять упал, уже на дно грузовика. Я ухватилась за высокий задний борт машины и попыталась влезть сама. Но неудачно. Слишком мало было сил. Я почувствовала, как меня кто-то подсаживает грубыми, бесстыдными толчками. Кто именно из двоих, я не знала. От оскорбления слезы выступили у меня на глазах. Казалось, прикосновения рук этих немецких солдат оставляют на моем теле черные пятна позора.