Рыжие волосы, зеленые глаза

Коллеги посмотрели на нее свысока и, презрительно усмехнувшись, пожали плечами. Школьный директор Освальдо Марини посоветовал девушке никому из них не доверять и объявил, что он сам готов протянуть ей руку помощи, если его квалификации, как он многозначительно выразился, окажется для этого достаточно. Моретте даже в голову не пришло поинтересоваться, о чем идет речь, и в конце концов она покинула Каннучето, так и не узнав, к чему относится эта самая квалификация, игравшая столь значительную роль в истории директора вверенной ему школы.

— Эта школа — настоящий гадюшник, милая моя девочка. Если бы не моя квалификация, было бы еще хуже, — повторял ей Освальдо Марини.

Узнав о том, что она спит и видит, как бы уехать в Милан, или в Болонью, или в другой большой город, он отечески улыбнулся ей и сказал:

— Ничего хорошего ты не найдешь ни в Милане, ни в Болонье. Что здесь, то и везде, уж ты мне поверь. Голливудские бордели у нас тут тоже есть. Есть у нас и шлюхи, и педики. Так что, если надумаешь уехать, дай мне знать.

Тем временем Моретта в поисках работы продолжала вычитывать рекламные объявления в «Ресто дель Карлино». Она рассылала повсюду письма и каждый день с нетерпением дожидалась появления почтальона. Ее отец Бенито, готовый на любые жертвы ради ее счастья, понял, какое нетерпение сжигает его дочь, и пожелал своей «черно-белой девочке» наилучшего разрешения ее проблем.

— Лети на простор, — говорил Бенито, — но помни, в небесах есть ястребы, не знающие жалости, а на земле полно негодяев, готовых растоптать тех, кто слабее.

Когда наконец от одной фирмы пришло по почте приглашение на собеседование, Моретта стала прыгать от радости, а Бенито вздохнул с облегчением. Письмо было на фирменном бланке с изящной надписью: «Альма. Институт красоты. Улица Массимо д'Адзелио, 17, Болонья».

— Ты твердо решила уехать? — спросил Бенито.

— Я хочу этого больше всего на свете.

— Очень надеюсь, что они примут тебя на работу, — заключил отец.

Он готов был скорее жить в разлуке с дочерью, зная, что она счастлива в Болонье, чем видеть ее тоскующей и томящейся в Каннучето. Моретта крепко обняла его в надежде, что он избавит ее от традиционного отцовского напутствия.

— Веди себя хорошо, — начал Бенито.

— Да, папа.

— Будь честной. Если ты будешь уважать самое себя, другие тоже будут тебя уважать. Но если что-то пойдет не так, помни: здесь твой дом, и он ждет тебя… Веди себя так, чтобы я мог тобой гордиться.

Моретта простилась с ним ласково и тепло, призвав всю любовь, какую способно было вместить ее сердце. Ее дед, участник фашистского похода на Рим, наградил сына именем своего дуче, но сам Бенито, человек добрый и великодушный, был чудаковатым мечтателем не от мира сего и не имел особых политических пристрастий. Моретта торжественно поклялась ему, что никогда не сделает ничего такого, чего надо было бы стыдиться. Бенито поверил ей и постарался сдержать переполнявшие сердце слезы.

— Пиши мне, — сказал он ей на прощание. — Вот, держи, это тебе, — и он протянул ей «Приключения Пиноккио» [22], книгу, содержавшую, на его взгляд, всю мудрость, накопленную человечеством, все заветы, к которым молодежи стоило только прислушаться, чтобы избежать житейских опасностей и соблазнов.

Моретта, конечно, поблагодарила отца за подарок, но она была в том возрасте, когда не слушают говорящих сверчков: ее душа жаждала полета и приключений.

В Болонье она с головой окунулась в работу и проявила себя способной ученицей. Альма, хозяйка института красоты, по достоинству оценила прилежание и упорство девушки, отличавшейся к тому же блестящим умом.

— Я довольна тобой, — как-то раз доверительно сообщила ей Альма. — Но постарайся не перетруждаться. Наши силы небеспредельны.

— Но я получаю удовольствие от работы, — возразила Моретта.

— Должна признать, что мы, романьольские женщины, не такие, как все. Я родом из Сант-Арканджело. И кто бы мог подумать, что когда-нибудь весь высший свет Болоньи будет обслуживаться у меня?

Альма была одной из самых видных и уважаемых представительниц парикмахерского искусства. Дважды в год она ездила в Париж на курсы усовершенствования к самому Карите.

— У Кариты причесывается бывшая персидская императрица Сорейя, сестра шаха, и даже Элизабет Тейлор. Ты только представь себе, я видела у Кариты самого Ричарда Бартона! Он сидел в уголке и пил виски, пока причесывали его взбалмошную Лиз! — рассказывала Альма.