Рыжий дьявол

— Не кривляйся, пожалуйста, — поморщился он. — Имей в виду: может случиться так, что твое имя в черном списке может легко переместиться с третьего листа на первый… А это серьезно. Это очень серьезно!

— Так что же теперь делать?

— Самое разумное — это найти какое-нибудь тихое местечко и осесть там, затаиться до поры. Знаешь, есть такой анекдот. Стоят люди по горло в жидком дерьме, и один другому шепчет: «Не делай волны!..» Так вот, — старайся сейчас не делать волны.

* * *

Разговор этот встревожил меня чрезвычайно. Я понял: валяться не время. Надо вставать, надо действовать… И поспешно принялся подыскивать какое-нибудь тихое местечко.

Но теперь в Красноярске все двери оказались закрытыми передо мной. Я прозевал свой час! И в панике кинулся на вокзал. И в тот же день очутился в Абакане.

Однако и там тоже все странным образом изменилось. Никто больше не приглашал в газету. И во всех прочих местах, куда бы я только ни обращался, мне отказывали — вежливо, смущенно отводя глаза.

И большинство моих друзей и приятелей почему-то вдруг охладело ко мне… Шумные попойки прекратились. Веселые компании распались. Наступил Новый год, и я встретил его в дороге, в поезде… И вновь почувствовал себя обездоленным и потерянным, как когда-то раньше, как в бродяжьи года.

Конечно, в самом крайнем случае я мог плюнуть на все и уехать в Москву. Но против этого восставала моя гордость. После недавнего успеха приезжать туда жалким и несчастным, приезжать не победителем, а беглецом, — нет, такой вариант меня никак не устраивал! Я все-таки еще продолжал верить в свою судьбу.

И однажды я подумал: а не вернуться ли мне в Енисейск? Там у меня есть надежные связи. И есть Верочка… Да и вообще городишко этот находится далеко, в тайге, в стороне от больших дорог. Может, там-то я и смогу переждать непогоду?

И вот спустя недолго, я уже шагал по центральной улице Енисейска. Обычно эта улица утопала в грязи, но сейчас, схваченная морозцем и припорошенная снежком, она выглядела на удивление чистой и комфортабельной… Вечерело. В домах вокруг зажигались огни. И на голубые чистые снега падали из окон розовые квадраты света.

В редакции газеты, куда я завернул по пути, никого уже не было; рабочий день кончился. И тогда я поспешил в знакомое место — в угловую чайную.

Но, дойдя до угла, я вдруг замедлил шаги. Из чайной доносилась музыка, слышались какие-то вопли, уханье, топот многих ног. За широкими окнами метались тени… Что там происходит, удивился я, праздник, что ли, какой? И обратился с этим вопросом к пьяному парню, стоящему с папироской у самых дверей.

— Да какой это праздник? — пробормотал, покачиваясь, парень. — Хотя, почему бы нет? И верно — праздник…

— Так что же все-таки?

— Свадьба!

— Кто ж на ком женится?

— Да Верку пропиваем, — сказал парень, — официантку здешнюю. За лейтенантика свово выходит. — И добавил, звучно икнув: Хорошая деваха! Жалко, не нам досталась…

— Жалко, — согласился я. — Очень. Ну, что ж. Ничего не поделаешь. — Я нашарил в кармане папиросы. Прикурил у парня. И повернулся уходить. И сразу же на меня навалилась тоска, одиночество, холод.

— Да ты не тушуйся, — сказал парень, — не робей, заходи давай! Свадьба веселая, богатая. Водки — хоть залейся! Хлобыстнешь чарочку, сполоснешь мозги — чем плохо? Еще и попляшешь…

— Нет уж, — криво усмехнулся я, — пойду… Мне, брат, теперь не до плясок.

* * *

Следующим местом, куда я направился, был дом Андрея Миронова. Я на Андрея сильно рассчитывал. Все-таки ведь он был партийным функционером и наверняка многое знал. И мог мне помочь советом и делом.

Когда он меня увидел, первые его слова были.

— Не вовремя ты приехал. Ох, не вовремя! Уезжай немедленно! И как можно дальше.

— Почему? — насторожился я.

— Позавчера состоялось специальное заседание бюро горкома парши, и там упоминалось твое имя… Ты сейчас в некотором роде персона нон грата.

— Но что я такого сделал? — спросил я гневно и растерянно. В чем меня конкретно подозревают? Есть какие-нибудь факты?

— Фактов нет, — проговорил он, наморщась, — но зато есть доносы. И их немало.

— Кто же их сочинил?

Разные люди… В том числе и некоторые твои коллеги по работе.

— Но что они, черт возьми, могли там написать?

— Не будь наивным. Ты разве не знаешь, как пишут доносы? Собирают всякие сплетни, любую чушь — все, что только может очернить человека… И самое страшное, что это действует!

— Ну и что же все-таки написано обо мне? Какие собраны сплетни, к примеру?

— Да всякие… Что тебя видели не раз в компании бандитов. Что ты ведешь какую-то странную, подозрительную, двойную жизнь. И что ты вообще по своему духу человек не наш, не советский.

— Не наш, — проворчал я, — а чей же?

— Вот этим вопросом и заинтересовались в горкоме… Скажи когда ты составлял воскресную литературную полосу, тебе попадались стихи Абалакова?

— Попадались, — ответил я, — несколько раз. Ужасные стихи, неграмотные, безвкусные, лишенные даже проблеска таланта. Абалаков — типичный графоман!