Рыжий дьявол

Конечно, сразу же разразился скандал. Журналиста изгнали. И он долго потом пытался доказать, что в данное название он не вкладывал никакого крамольного смысла, что произошла роковая ошибка. Ему не верил никто. Некоторые из самых близких его друзей сочувственно улыбались ему, понимающе подмигивали. И эти дружеские гримасы доводили журналиста до исступления. Они казались ему еще худшим бедствием, чем грозный ропот начальства. Словно бы по общему сговору, Анисимов был произведен в бунтари, в заговорщики. И он вскоре понял, что надо не оправдываться, а бежать…

Другая жертва «казуса» журналистка Нина Брагина, прибыла в Туву из уральской газеты. Она возглавляла там отдел культуры. И погорела тоже из-за заголовка.

Здесь следует предварительно объяснить: в России существует много различных жаргонов. Есть жаргон уголовный. Есть артистический, молодежный, военный. И имеется также бюрократический. Его обычно называют «протокольным». И на протокольном этом языке крупные областные города именуются «кустами», в связи с тем, что у каждого такого города в подчинении находится множество мелких, районных городков и селений.

И вот когда в областном городе Свердловске закончилось совещание районных учителей, местная газета вышла, украшенная лозунгом: «Будем чаще и активнее обмениваться опытом в кустах! Встречи в кустах — лучшая форма контакта!»

Автором страстного этого призыва была Нина Брагина. И редакционное начальство не простило ей конфуза…

В партийных газетах, вообще говоря, ошибок не любят. Считается, что любая неточность в тексте опасна. Она почти всегда таит в себе подтекст — политический или скабрезный. И это правило относится не только к стилистическим погрешностям, но и к простым опечаткам, к мелким типографским ошибкам.

Вот так, например, в читинской многотиражке произошел любопытный случай: в статье, посвященной Сталину, из слова «главнокомандующий» вдруг выпала буква «л». Можете представить, что произошло!

Тираж газеты был конфискован. Началось расследование. В итоге, подозрение пало на метранпажа — технического редактора — Марка Полянского. Его арестовали. Но, к счастью, сразу же выпустили.

Было это летом 1953 года, и следователь, отпуская Марка на волю, проговорил с тоскою: «Эх, если бы вождь не помер, я бы с тобой по-другому потолковал, я бы тебя, сукин сын, научил, как свободу любить!»

В конце концов Марк тоже очутился в Туве. После этой истории в родных своих местах он уже устроиться нигде не смог. С ним произошло то же, что и с Брагиной, и с Анисимовым; никто не верил, что ошибки, ими допущенные, случайны. И ответственные партийные чиновники, и главные редакторы газет — все теперь опасались их, боялись с ними связываться…

И, пожалуй, единственной личностью в Сибири, не боявшейся ни черта, был тувинский редактор. Он охотно принимал к себе всех проштрафившихся. И основное, самое жесткое требование, предъявляемое им, было умение хорошо писать!

Его, конечно, можно было понять. В пустынном, полудиком этом краю обитали, в основном, кочевники — скотоводы (тувинцы) и всякого рода строители и геологи (русские). Творческой же, «пишущей» интеллигенции в ту пору там почти не было. И вряд ли можно было ожидать, что она появится в ближайшее время…

Слишком уж далеко лежала Тува — у самых границ Монголии. Слишком суров был ее облик. Промышленность только еще создавалась в тех местах. И был всего лишь один культурный центр — город Кызыл. Небольшой деревянный этот город находился в саянских горах, в том самом месте, где сливаются реки Каа-Хем и Бий-Хем, и откуда берет свое начало Енисей.

Вот там-то, в центре Тувы, над рокочущим Енисеем, и располагалась знаменитая Редакция Неудачников.

Неудачники, впрочем, работали весьма успешно! И тамошняя газета выглядела интересной, даже нарядной. Как бы то ни было, оформлением и версткой ее занимались мастера. И публикации также были не казенными, не скучными — ведь люди там не боялись случайных ошибок и казусов.

* * *

И я тоже вздохнул свободно. И наконец-то занялся тем, к чему меня всегда влекло, что меня искренне интересовало. А более всего интересовала меня история, этнография, фольклор. И сейчас я думаю, что в этом-то и заключалось мое настоящее призвание. Однако судьба уготовила мне иные пути. Совсем иные — путаные, трудные, ведущие непонятно куда…

Но пока-то они привели меня в Туву, и здесь мне удалось собрать и обработать несколько любопытных легенд. И одна из них вскоре появилась в печати. Она называлась весьма поэтично — «Рожденный из слез».