Рыжий рыцарь

— Не гремите, тролль подери! — раздался гневный голос из камеры справа от Тристана. — Дайте несчастному хотя бы ночью забыть о своих муках!

Фигуры не ответили. Они молча продолжали свой путь по коридору. Их цепи, словно издеваясь над узником, гремели все громче.

— Не обижайтесь на него! — Глаза Арнульфа безумно блестели. — Он не имеет уважения к тем, кто был тут до него. Друзья мои, поговорите со старым Арнульфом.

Белые фигуры по-прежнему молчали. Теперь уже не могло быть сомнения в том, что эта троица — духи умерших заключенных. Не проронив ни слова, они дошли до стены и исчезли за ней, унеся с собой и тусклый свет.

— Они забыли старого Арнульфа, — бормотал старик. — Даже те, кто делил со мной заточение, покинули меня.

Тристан вернулся на солому. Сон как рукой сняло, и уснуть он уже не мог.

Дневной свет не проникал в камеру, так что Тристан не знал точно, наступило ли уже утро. Он лежал на спине и ждал, хотя сам не понимал, чего именно. Время в темнице шло так медленно, будто кто-то специально удерживал стрелки часов. Мертвую тишину, стоявшую в коридоре, нарушали лишь стоны арестантов да редкие выкрики Арнульфа, совершенно лишенные смысла. Должно быть, безумие — это единственное спасение для узника Хельмхорта. Старый Арнульф, до той минуты вызывавший в нем лишь сочувствие, теперь стал для него объектом зависти.

Чтобы как-то скоротать время, Тристан начал считать мокриц, облюбовавших стены его камеры. Он дошел до ста семидесяти трех, когда наверху тихо заскрипел засов.

— Странно, — довольно громко сказал Арнульф, — еще слишком рано.

Тристан услышал шаги. По лестнице спускалась не одна пара ног, а сразу три. Где-то вдалеке забрезжил тусклый свет факела, а в следующую минуту дверь его камеры отворилась. Вошли тюремщик и двое латников.

— Вот он, — презрительно бросил тюремщик.

— Что? — не понял Тристан.

— Карета подана, ваша светлость, — рассмеялся тюремщик. — Вас повезут в суд. Поспешите, судья Коррадо ждать не любит.

В одно мгновение он избавил Тристана от тяжелых оков, оставив кандалы лишь на руках. Латники взяли алебарды на караул и повели его прочь из мрачного коридора.

— Прощай, юный друг, — добродушно сказал Арнульф все тем же безумным голосом, — тебе повезло, малыш. Молодым всегда сопутствует удача. Хэ-хэ. Напомни судьям про старого Арнульфа. Скажи им, что я признаю любую вину!

Глава девятнадцатая. Суд

Суд находился в бледно-розовом неприметном домике, который был окружен тройным кольцом латников. Где-то в стороне, для более надежной охраны, расположился еще отряд арбалетчиков, две катапульты и даже требюше. В зале помимо Тристана находились несколько десятков вооруженных солдат и кучка зрителей, невесть как пробравшихся сюда через тройное кольцо оцепления. Латники приковали Тристана к креслу подсудимых тяжеленными кандалами. Напротив помещалось маленькое бюро. Сидевший за ним толстый мужчина со скучающим видом рассматривал потолок.

— Его честь судья Коррадо, — объявил громко, на весь зал, один из латников.

Все поднялись со своих мест. Тристан тоже встал бы, но не мог — цепи не оставляли ему возможности пошевелиться. В зал вошел низкорослый человек в черной мантии. На голову был нахлобучен белый парик, за которым терялись не только макушка и затылок, но и лицо. Впрочем, он не мог скрыть носа — длинного, с горбинкой и большущими ноздрями.

Судья Коррадо грузно осел в кресло и важно постучал по столу молотком.

— Слушается дело Тристана из Ригерда, известного также как Рыцарь Бедных, — прогудел он из-под своего необъятного носа. — Подсудимый, вы обвиняетесь по трем пунктам: организация массового беспокойства, убийство дружественных нам урлов и нарушение Закона о Вечности Сословий.

— Я не признаю этих обвинений!

— Подсудимый, — вновь прогудел судья Коррадо, — если вы будете спорить с судом, то я приговорю вас не только к смертной казни, но еще и к пыткам.

Это было сказано с такой обыденной простотой, что слова застряли у Тристана в горле.

— Слово для изложения обвинения предоставляется королевскому прокурору, господину Петитору.

— Протестую! — вырвалось у Тристана. — По закону мне должны предоставить защитника.

Судья сурово постучал молотком по столу:

— Подсудимый, вам разъясняется, что в моем суде слова «закон» и «протестую» запрещены.

Толстый мужчина скучающего вида вылез из-за своего бюро.

— Оглашается обвинение. — Он уткнулся носом в бумаги. — Обвиняется Сотрофьюр Лысые Колени, безродный гьельд, покусившийся на государственное имущество, находящееся под присмотром сборщика податей Канаста Пронырливого…

Из зала послышались смешки.

— Тихо! — судья все с тем же безучастным видом постучал молотком. — Тихо! Господин королевский прокурор, вы, вероятно, ошиблись.

Петитор поднял голову. Его заплывшие водянистые глазки забегали по залу. Он был похож на мышь, которая тайно подъедается в богатом доме и смертельно боится, что хозяева заведут кота. Наконец его взгляд остановился на Тристане.

— Прошу прощения, — пробормотал он и принялся копаться в бумагах. — А, вот. Ваша честь, я могу начать?