— Все хорошо, — подхожу к ней, быстро обнимаю. С беспокойством осматривает мое лицо. — Арин, ты слышишь? Все нормально. Честно. Сам виноват.
— Да где же нормально? — ее глаза наполняются слезами. — Пойдем, я обработаю и синяк помажу, — тянет меня за руку к ванной на первом этаже, где обычно обитает кошка.
— Сядь, — Арина нажимает на плечо. Высокий я для нее стал, неудобно.
Подчиняюсь и стоически терплю неприятный запах лекарств, пощипывание и теплый, заботливый поцелуй в лоб.
— Ты не плачь, со мной правда все нормально, — заверяю ее. — Не в первый раз. Да и не в последний.
— А ты сделай так, чтобы был последний! — дает мне шутливый подзатыльник и тут же гладит по волосам. — Зачем провоцируешь? Я сколько тебе говорила, что от таких конфликтов лучше уходить, чтобы вот такого, — обрисовывает в воздухе овал лица, — не было! Я чуть с ума не сошла, когда он тебя ударил.
— Не ворчи. Отец не прав был, и ты это знаешь.
— Ты тоже не прав, Платон!
— В чем? В том, что отстаиваю себя, а не слепо подчиняюсь? Да он бы давно уже втоптал меня под каблук и крутил, как ему удобно.
Арина только рукой на меня махнула и захлопнула шкафчик над раковиной.
— Пойдем, покормлю тебя, — берет за руку, тянет за собой.
— А кошка поела?
— Нет. Соня из комнаты не выходила еще. Напугали девочку! — ворчит в пустоту.
— Можешь для нее на поднос собрать немного еды? Я отнесу…
— Нечего тебе делать в ее спальне, я говорила! — по инерции все еще ворчит Арина.
— Арин, ну, пожалуйста. Мне нужен повод, чтобы поговорить, — признаюсь ей.
— Ладно, пошли уже, Ромео!
Выставляет мне на поднос чашку зеленого чая с кусочком лайма, творог со свежими ягодами и бутылочку йогурта. Скептически осматриваю завтрак для кошки. Она этим наестся? Не уверен и сам кидаю рядом пару теплых круассанов.
Арина идет со мной, стучит в дверь оливкового царство, открывает, пропуская меня внутрь.
В рыжих волосах кошки опять запуталось редкое ноябрьское солнце. Девочка сидит на мягком подоконнике, прижав к себе колени и смотрит в окно. Рядом раскрытый и перевернутый страницами вниз Дневник. Интересно, что она сегодня там написала?
— Привет, — ставлю поднос с едой на тумбочку.
Неловкость перед девушкой — это что-то новое. Мне стыдно перед кошкой за то, что она увидела утром некрасивую семейную разборку.
— Привет, — хрипло отвечает, прокашливается, изучающе скользит по моему лицу. — Как ты?
— Нормально. Завтрак тебе принес, — киваю на поднос.
— С чего вдруг? — фыркает кошка.
— Должен, вроде как. Ты же меня кормила, — напоминаю Соне про те ужасные бутерброды, стараясь улыбнуться.
Ранка на губе лопается, через нее проступает кровь. Быстро слизываю ее, а кошка просто отворачивается, уронив тихое: «Спасибо».
Не будь я таким упертым, уже бы принял намек и ушел. Я ж не для того, сюда шел, чтобы сдаться в первые пять секунд. И мне настроение ее не нравится. Вчера в клубе глазки горели, а сегодня она потухла, будто выключателем щелкнули.
Прохожу, сажусь напротив нее на подоконник. Любуюсь. Ступни обтягивают белые носочки, серые бриджи с белыми лампасами на бедрах делают ее ножки еще стройнее, если такое вообще возможно. На коротких ноготках переливается прозрачный лак. Выше поднимать взгляд страшно, но я двигаюсь, ловлю взгляд ее зеленых глаз.
— Что ты хочешь, Платон? — раздраженно, я бы даже сказал, обиженно.
— Извиниться, — тоже перевожу взгляд в окно.
— Зачем? — звенит ее голос.
— Был не прав. Ты ничего не должна мне, Сонь, — зачем-то добавляю.
— Да неужели? — фыркает моя — не моя девочка. — Рада, что ты это понял. Все? — она откровенно отшивает меня. Практически послала сейчас, я это именно так ощущаю.
— Откуда взялось это дурацкое желание? Этель придумала?
Молчит. Зашибись! И как с ней разговаривать, если она не хочет? В моей башке творится какая-то дикая агония. Задевает ее тон, что не смотрит на меня, говорить не хочет, прикасаться запретила. Она со всех сторон от меня забаррикадировалась, и я не понимаю, как через это пробиться. Нельзя ведь как привык. Гордей говорил, с ней надо иначе. Да я и сам не дурак. Но как?! Как, если от меня полностью закрылись?!
Напряжение между нами трескается от хлопка двери. В комнату без стука заходит отец. Скользит по мне раздраженным взглядом. Мы с Соней одновременно поворачиваем к нему головы.
— Что ты здесь забыл?! — рявкает на меня родитель, любуясь делом рук своих, отражающемся на моем лице.
Органы внутри пульсируют и сжимаются. Инстинкт самосохранения намекает, что сейчас надо молчать, иначе мне опять прилетит, а Соня испугается еще больше.
— София, я к тебе, — кошка от его тона тоже сжимается.
Папочка ведь не знает, что она видела нашу «милую» утреннюю беседу.
— Мне сейчас врач из больницы звонил. Твоя мама пришла в себя. Я, к сожалению, не могу с тобой поехать. У меня срочная встреча, спасибо моему сыну! — убивает меня взглядом. — Водитель отвезет тебя к ней, когда ты будешь готова.
— Спасибо, — в ее голосе прорезается радость, но чувствуется, как она гасит ее.
Точно испугалась…
— Вон отсюда, — отец указывает мне на дверь. — Я тебе еще в первый день сказал, чтобы не смел сюда соваться!