Рыжик в капкане

— Мам, да что ты накручиваешь?! — мне хочется плакать. — Я люблю его, да. Это правда! Люблю, понимаешь?! Он хороший. Он поддерживает меня, помогает. И с учебой тоже.

— Конечно хороший. Все вокруг хорошие, а мать у тебя плохая!

— Прекрати, я так не говорила, — моргаю, смахивая с ресниц слезы.

Говорила же я Калужскому, что это плохая идея! Она не примет никого рядом со мной, ни друзей, ни тем более парня. Ей и Эля не понравится, если я их познакомлю, но я не стану.

— Ты своим поведением мне это прекрасно демонстрируешь. Никогда бы не подумала, что моя дочь станет подстилкой для богатенького сопляка. Зато мне становится понятно, откуда вся эта помощь от прокурора. И сиделка, и палата, и лекарства.

— Мама, ты что сейчас такое говоришь? — у меня аж вдох в горле застревает.

— Вы откровенно перегибаете. Ваша дочь очень открытая, добрая, чистая девочка, которая любит вас и все время за вас переживает, — опять вступается Платон, я говорить больше не могу. Прячусь за его спину, утыкаюсь носом между лопаток, обняв его за пояс.

— Я же люблю его, мам. Ну правда, — реву, оставляя влажные следы на рубашке Платона. Не знаю, слышит ли она меня. Из горла вырывается только сдавленный шепот.

— Никогда бы не подумала, что моя дочь станет обычной… продажной девкой, — глотает более грубое слово. — Видеть тебя больше не хочу. Слышишь меня, София? Что ты за него спряталась? Уходи! — гонит меня.

— Отец помогает вам совсем по другой причине, — холодно отвечает Платон. — Идем, малыш, — разворачивается, обнимает меня и уводит в коридор. — Чет я немного охренел, — растерянно проводит пятерной по волосам, прижимает меня к себе.

У него сердце так бьется громко, нервно. Кажется, выпрыгнет сейчас.

— Прости, что не послушал. Хотел, как лучше. Но ты моя девочка, я тебя теперь тем более никому не отдам, — пытается меня успокоить. — Сонька, не плачь, — просит он. У самого голос садится. — Не плачь, котенок. У тебя я есть, слышишь меня? Может мать остынет еще, — отрицательно кручу головой. — Поехали домой, любимая девочка.

— Как она могла так обо мне подумать? — не могу успокоиться. — Я же не давала повода. Я всегда делала так, как она говорила. Я всегда была одна, Платон. Только учеба, учеба и все, ничего больше!

— Ччч, — на улице целует меня в соленые губы, слипшиеся ресницы. — Выброси это все из головы. Ты не такая. Ты у меня самая лучшая. Я очень, — целует, — очень — очень тебя люблю.

Глава 32. Береги свою девочку, сын

Платон

Она плачет уже третий час. Лежит, уткнувшись в подушку и всхлипывает, все время срываясь на рыдания. Мне уже самому выть хочется от чувства безысходности. Я не понимаю, как ее успокоить. Слова не работают, моя кошка их просто не слышит.

Арина дала ей успокоительные капли, но они тоже ни хрена не помогают!

Выгнал всех, закрыл дверь и лежу рядом с ней, стараясь поддерживать, как могу. Дурак… Это я виноват. Ну сколько бы мы прятались?

Все равно надо было кошку послушать!

Тихо открывается дверь. Арина вносит поднос с двумя чашками горячего чая. Неодобрительно смотрит на меня в кровати Сони. Еще бы было мне дело до ее косых взглядов. Кошка жмется к моему боку, сминает пальчиками рубашку и рыдает. Хватает ртом воздух, судорожно дышит.

— Может врача вызвать? — предлагает Арина. — Ну не дело это. Сонечка, — тянется через меня, гладит мою кошку по спине.  — Девочка наша, ну что же это такое. Не плачь.

А для Сони эти слова как спусковой крючок и ее истерика заходит на следующий круг. Растерянно смотрю на Арину. Я правда не понимаю, что мне делать.

— Вызывай, — соглашаюсь.

Пусть уколют ей что-нибудь, чтобы уснула.

Арина вызывает врача, садится на край кровати, толкнув мои ноги, чтобы подвинулся.

— Ты мне можешь объяснить нормально, что произошло?

— Давай потом, — прошу ее.

Мы дожидаемся врача. Он выгоняет нас из комнаты. Минут через десять выходит сам.

— Она уснет сейчас до утра. Подавайте дня три вот эти препараты, — протягивает Арине листочек с названиями. — Дозировка на упаковках. Если лучше не станет, звоните, сведу вас с узким специалистом.

— Спасибо, — жму ему руку. Провожаю.

Хорошо, что отца еще нет. Умоляю Арину не говорить ему о случившемся. Будет очень много вопросов. Мне сейчас совсем не хочется огребать от него за наши отношения с кошкой.

Телефон кидает в меня напоминалкой о запланированной тренировке. И как, блин, ехать?

— Иди, я присмотрю, — Арина все понимает.

— Звони, если проснется, я сразу приеду.

Она улыбается. И вот чего, спрашивается? У меня нервы звенят, а она улыбается. Вопросительно смотрю на нее.

— Тебе очень идет быть влюбленным, мой мальчик. Поезжай, а то опоздаешь. Вернешься, мы с тобой обязательно серьезно поговорим.

— Арин, — закатываю глаза.

— Не обсуждается, — шлепает меня по бедру полотенцем.

Раздраженно застонав, поднимаюсь к себе, быстро закидываю в сумку кроссовки, форму, бутылку для воды. Накидываю куртку и топаю в кабинет отца за ключами от своей любимой машинки.