Рыжик в капкане

— Я стучала.

— Увлекся, не слышал. Соня проснулась? — отложив книгу, приподнимаюсь на локтях.

— Нет. Я с тобой поговорить пришла.

— Арин, давай не надо, — прошу ее. — Я большой мальчик, все, что ты мне хочешь сказать, прекрасно знаю.

— Большой он!  — ерошит мои волосы, присаживаясь на край кровати. — Ты еще эмоциями живешь, потому напомнить тебе об ответственности будет не лишним. С Соней я тоже обязательно поговорю, потому что в отношениях ответственность всегда обоюдная, но ты мужчина, хоть пока еще маленький…

— Спасибо, — раздраженно подняв взгляд к потолку, падаю обратно на спину.

— Платон, прекрати фыркать. Я понимаю, что о таких вещах с парнем лучше говорить отцу, но так уж вышло, — разводит руками, — что приходится мне. Ты думаешь, я Гордею не напоминаю об этом? А твой брат старше. Так что не изображай мне тут недовольного ежа. Я не боюсь.

— Ты мне еще тайком в карман резинки начни засовывать, — смеюсь, усаживаясь и скрещивая ноги. — Арин, чуть меньше за меня переживай, — разворачиваюсь, ложусь спиной на матрас, устраивая голову на коленях у своей бывшей няни. Она улыбается, гладит меня по волосам. Тепло так внутри становится. Глаза закрываю, позволяя ей себя потискать.

— Не могу. Ты же мой мальчик, — вздыхает она.  — Растешь быстро. Осталось повзрослеть. Если вдруг что случится, я тебя очень прошу, не молчите. Приди и скажи сразу, чтобы можно было решить и не ломать ваши жизни.

— То есть других вариантов ты мне даже не оставляешь? — открыв один глаз, смотрю на нее.

— Я прошу тебя прийти и сказать, если вдруг случится, что ты забудешь про презервативы! — строго поджимает губы.  — Ты думаешь, это шутки?

— Я серьезен как никогда, — стараюсь не улыбаться, но уголки губ все равно дергаются. Арина замечает, и я тут же выхватываю легкий шлепок ладонью по макушке.  — Ладно, не обижайся, — переворачиваюсь на живот. — Обещаю быть осторожным.

— И не молчать! — добавляет.

— Хорошо. Обещаю быть осторожным и не молчать, если я все же накосячу. Тебе так легче? Арин, — трясу ее за руку.

— Надеюсь, мой хороший, — тепло улыбается Арина. Целует меня в лоб и уходит.

На книжке сосредоточиться больше не удается. Эти разговоры раздразнили во мне желание поцеловать кошку.

Выхожу в коридор. Кабинет отца открыт. Свет горит. Он с кем-то громко говорит по телефону. Прислушиваюсь, замерев на месте.

— Не переживай, не всплывет там мое имя, я все почистил. Пусть проверяют. Как Боброву мое место хочется, — смеется отец. — Никак не угомонится. А что Платон? Он влюбился по уши, будет молчать. А через месяц мне будет вообще фиолетово. Я отправлю Дегтяреву в клинику в Израиле. Там будет операция, которая должна поставить ее на ноги. Потом курс реабилитации, если все получится. И моя совесть перед ними чиста. Дочка с ней поедет, мы о них забудем. Ну было и было. Ни я первый, ни я последний встреваю. Всегда такие дела прикрывались. Вопрос в бабках и связях, а в них я практически не ограничен, — снова довольно смеется, слушая собеседника на том конце трубки. — Нет, Платон в Израиль не полетит. Он мне здесь нужен, у меня на него другие планы.

Разворачиваюсь и бегу в спортзал. Со всей дури врезаюсь кулаком в висящий боксерский мешок. Луплю по нему несколько раз, едва успевая уворачиваться. Я не отдам ее! Моя кошка! Планы у него! Да срать я хотел на твои планы, папа!

Вкладываю всю злость на отца в новую серию ударов. Кожа на костяшках лопается, проступает кровь. Больно, но я продолжаю колошматить этот чертов мешок. Он жалобно звенит цепями под потолком. Внутри все кипит и жжется. Меня сейчас разорвет от обиды, несправедливости, его пренебрежения и тупой злости.

Израиль…Там хорошие клиники, я слышал. Вот и пусть мать ее увозят. А кошку мне оставьте. Что ей там делать? Ее же сожрут.

— Тихо, тихо, — Гордей ловит спортивный снаряд, фиксирует его. — Тормози, брат. Посмотри на свои руки. Ты как завтра на смотр поедешь?

— На машине, Гордый. На машине! — новая серия ударов. Брат удерживает мешок, иначе мне бы сейчас в морду прилетело в ответ.

— Опять с отцом сцепились?

— Очень хотелось бы. Еле сдержался. Я съехать хочу, — тяжело дыша, сажусь на скамейку у стены.

— Он не отпустит. И бабок тебя лишит, а это лицей, универ, тачка, я молчу про шмотки и развлечения. За квартиру надо будет платить. На это у тебя своих денег тоже нет. Я могу помочь, конечно. Но не полностью обеспечить. У меня мотоклуб сжирает дохрена, ты знаешь. И на квартиру коплю, чтобы в следующем году тоже отсюда свалить.

Прав. Меня бесит, что он сейчас прав! Месяц! Если даже меня завтра возьмут в команду, месяца мало, чтобы собрать достаточно бабла и свалить вместе с кошкой. Ей там можно уже будет, у нее день рождения скоро.

Кстати, о нем, праздник хочу ей устроить и подарок надо придумать такой, чтобы точно запомнила.

Ложусь спиной на скамейку, смотрю в потолок. Не бывает безвыходных ситуаций. Месяц — это не завтра. Это четыре недели на то, чтобы придумать, как сделать так, чтобы Соню у меня не забрали.

Первой в голову приходит самая очевидная мысль, всплывшая после разговора с Ариной. Отметаю ее.