Рыжик в капкане

Плотно прикрыв дверь, подхожу к кровати, сажусь. Не удержавшись, с улыбкой прикасаюсь к его взъерошенным волосам. А они влажные. Платон тихо стонет и стучит зубами. Прикладываю ладошку к его лбу. Горячий. Очень горячий! На всякий случай проверяю еще и губами. Калужский открывает глаза.

— Дай воды, — хрипит он.

Оглядываюсь. Ни стакана, ни бутылки не обнаруживаю.

— Сейчас принесу.

Бегу вниз, вспоминая, что в ванной была аптечка. Переворачиваю ее в поисках градусника и жаропонижающих. Прячу все в карман, иду на кухню за водой. На обратном пути встречаюсь с Ариной. Она как раз входит с улицы, отряхивает снег со своего пальто и ботинок.

— Соня, привет, — улыбается мне.  — Платон встал? Вы ели?

— Он заболел. Вы извините, я побегу.

Не дожидаясь ответа, со всех ног несусь наверх. Помогаю ему попить, ставлю градусник. В комнату входит обеспокоенная Арина.

— Температура? Высокая?

— Меряем, — машинально глажу его по волосам.

Электронный градусник пищит. Забираю. Тридцать девять. Капец! Сходили в клуб, называется! Они там что, под открытым небом всю ночь сидели?

Арина вызывает врача, сама дает Платону таблетки.

Пока доктор до нас добирается, температура у Калужского немного падает. Помогаю ему переодеться. У него не то, что футболка, штаны все оказались мокрые. Зато ему становится легче. Перестали стучать зубы и взгляд не такой затуманенный.

— Ты почему не позвал, когда тебе стало плохо? — ругает его Арина, а Платон говорит с трудом.

Врач приезжает, осматривает его, делает укол, выписывает таблетки. Говорит, если высокая температура будет держаться, моего Калужского заберут в больницу.

Арина приносит нам по стакану теплого молока с медом. Я помогаю Калужскому сесть, поправляю подушки.

— Так приятно, — он вымученно улыбается, морщится, глотать ему очень больно.  — Не уходи, ладно? — просит меня.

— Не уйду. Ты Арине не ответил, мне хотя бы скажи, чего не позвал? Надо было позвонить, я бы тут же пришла.

— Будить не хотел. Мы вернулись в четвертом часу. Вроде нормально было, а потом накрыло. На улицу выходил в одной футболке. Замерз. Все хорошо будет, не волнуйся, котенок. Просто побудь со мной.

Обнимает меня, удобно устраивая голову на плече. Смотрим всякую ерунду по телевизору, пока температура опять не начинает стремительно расти вверх. Платон плотнее укутывается в одеяло, прижимается ко мне и засыпает. Я его жар чувствую даже через слои одежды и идея с больницей начинает казаться мне просто отличной.

После обеда к нам заглядывает Гордей.

— Извини, это я не уследил, — улыбается мне.  — Если что, сильно не паникуй, он всегда так болеет. С высокой температурой.

Только мне от этого не легче, я все равно очень переживаю, видя на градуснике цифры выше тридцати девяти.

Арина сама делает Платону уколы. Они помогают. К вечеру у него даже голос немного прорезается с шепота на хрип. А на ночь мне разрешают остаться с ним. Мы нормально засыпаем только под утро, еще раз сменив ему футболку и наволочку.

Так заметно, что Платону приятна наша забота. Арина говорит, он обычно отфыркивается и всех от себя гонит, а сейчас, как домашний котик, позволяет поить себя молоком и гладить. Смешной, очень любимый, очень теплый и очень родной. Мне нравится быть нужной гордому Калужскому. Приятно, что он не боится больше показать свою уязвимость.

Ранимый, добрый, заботливый. Вот, что спрятано под броней у сына прокурора. И это все он показывает только самым близким — Арине, Гордею и… мне.

* * *

Платону становится легче только через три дня. Температура стабилизировалась в районе тридцати семи и пяти. Голоса по-прежнему почти нет, еще и нос заложило.

Семейный врач сделал мне справку, чтобы я без проблем закрыла пропуски занятий в лицее. Закончив, спешу домой. Платон встречает меня в моей комнате.

— Ты зачем встал?

— Да мне нормально уже, — хрипит он.

Прокашливается. Вижу я, как ему нормально!

— Кошка, я задолбался лежать, а тут тобой пахнет, — хитро улыбается. — Как дела?

— Север с Максом про тебя спрашивали. Слушай, а как теперь с футболом? — вспоминаю, что он пропустил свои первые тренировки в клубе.

— Нормально все, я с тренером говорил сегодня. Такие моменты прописаны в контракте, так что не переживай.

— Я за тебя переживаю, а не за футбол. Выйди, пожалуйста. Я переоденусь.

— Отвернусь, — подмигнув, поворачивает голову к окну.

Упрямство включилось у него в первую очередь, как только простуда стала отступать. Ладно, верю.

Меняю форму лицея на спортивные штаны и футболку. Разрешаю ему повернуться.

— Ты обедал?

— Тебя ждал, с тобой вкусно. А еще нам очень надо поговорить.

— Это не может подождать еще пару дней? У тебя горло, — напоминаю ему.

— Сейчас хочу. Это правда важно, Сонь.

— Ты меня пугаешь. Что-то случилось? — присаживаюсь на кровать рядом с ним.

— Давай поедим сначала, потом поднимемся ко мне и там ты меня выслушаешь. Окей?

— Окей, — вздохнув, беру его за руку.

Идем в столовую. Арина тут же прислоняется губами к его лбу, проверяя температуру. Следит, чтобы мы оба нормально поели.