Ржавая Хонда (сборник)

Очень хочется перебраться через туман и увидеть звёзды. А ещё Сергей с Пеком договорились до того, что на ночной стороне планеты может быть снег и лёд. Лёд – это когда вода замерзает, и по ней можно ходить ногами. Только в тех краях должно быть очень холодно. В половине тюков, которые привёз купец, лежат тёплые вещи. В остальных – уголь, разобранная печь и какие-то приборы, которые помогут Сергею понять, на какой планете мы живём.

Интересно, конечно. Вот, только как представлю половину планеты во мраке и холоде, так и пропадает всякое желание туда идти. Тем более батарейки девушкам важнее. И купец с этим согласен. И Сергей согласился подождать. В конце концов, если повезёт и проход обнаружим быстро, то под Серпуховом будем через десять отбоев. Разве это срок?

Лишь бы мимо хохлов проскользнуть и к Серпухову тихо подойти.

Это отдельный вопрос. Важный. Как Данила нас отыскал? Купец думает, что Купченко меченый. Он слышал об устройствах, которые издалека в любую погоду указывают верное направление на маяк. Их называют пеленгаторами. А маяки – это передатчики.

Вот такой передатчик где-то в одежде Ивана.

Как раз сегодня собирался попросить его выбросить опасное устройство…

Что-то блеснуло.

Я на ногах.

Точно! Стервятник камнем падает вниз, а навстречу ему летят оранжевые молнии.

Бегу что есть сил. Один холм, второй… на третьей сопке извивается и кричит от боли спелёнатый канатами человек. Чтобы добраться до него, мне понадобилось не больше минуты, но и за это время чудовище сумело основательно потрепать дружинника.

Не колеблясь, рублю стервятнику «головы» и режу жгуты, стискивающие Даниле ноги и шею. Жёлтая кровь химеры заливает дружиннику лицо, ему больно, он хрипит и дёргается.

Убедившись, что Даниле больше ничего не угрожает, я присмотрелся к грунту и вскоре увидел блестящую рукоять с ложем, с которого Иван два отбоя назад снял гляделку.

Выходит, купец был прав.

А вот я лоханулся. Точно такую железку я выбросил под Серпуховом.

Направив оружие на валун в ста шагах от себя, придавил пальцем кнопку, торчащую в верхней части рукояти под стволом.

Ничего не произошло. Как и тогда, на правом берегу Тарусы.

– Эта штука работает? – спросил я дружинника.

Но он неприятно оскалился и пробормотал что-то об убогости моей крестьянской жизни. Это, конечно, нельзя было считать ответом. Я приблизил к его лицу лезвие, которым только что резал канаты.

– На левой стороне, под большим пальцем, рычаг, приподними его, – сказал Данила. – Это предохранитель. Наверное, случайно опустился, когда я лучемёт выронил.

Я отыскал рычаг и ещё раз придавил кнопку указательным пальцем. Из руки будто вырвалось пламя. А валун почернел, съёжился и осел. От него повалил густой пар.

– Стрелять лучше, чем говорить? – спросил я, напоминая дружиннику о нашей калужской беседе.

Но ему было не до воспоминаний:

– Развяжи, – прохрипел он. – Больно.

– Фиолетовую тлю этим оружием ты бы уничтожил одним выстрелом.

– Тогда лучемёт попал бы в общак.

– Серёгину лошадку отдать на съедение химерам было лучше?

Я положил оружие на грунт и подошёл к дружиннику.

К моему сожалению, Данила не был ни изуродован, ни искалечен. Везёт же парню! А может, он успел выстрелами убить стервятника, и тот спеленал свою жертву на последнем дыхании.

– Развяжи.

– Зачем? – спросил я. – Зачем всё портить? Если я тебя развяжу, а ты неосторожно дёрнешься… или мне покажется, что ты дёрнулся, я тебя убью. Оно нам надо?

– Больно.

– А что с теми? – Я кивнул в сторону буксира. – Им не было больно?

– Сонное зелье, – тихо сказал дружинник. У него на лбу выступили вены. – Я в воду подмешал. А как проснулся, всем наручники нацепил. Тебя одного отрава не взяла.

– В воду? – удивился я. – Вот чудак! Ты видел, чтобы я пил воду?

Он на минуту задумался. Потом неохотно признал:

– Нет. Не видел. Развяжи меня. С твоими людьми ничего не будет. До обеда проснутся. Крепкий здоровый сон.

Я подрубил несколько ячеек сети на груди и на шее дружинника, чтобы ему было легче дышать.

– А что потом?

– В смысле?

– Если бы я уснул, что собирался потом делать?

– Я думал освободить Каина, чтобы он отвёз нас всех к Переходу. В Московии ты бы провёл нас к арсеналу. Потом – свободен. Развяжи!

– Не буду я тебя развязывать, Данила, – объясняю ему, как дитю малому. – Больше всего мне хочется перерезать тебе горло и идти готовить обед. Чтобы, когда остальные проснутся, не терять времени на стряпню и не перекладывать задачу, как с тобой лучше поступить, на товарищей.

– Ты не можешь меня зарезать! – заволновался дружинник.

– Это почему?

– Потому что я связан. Нельзя резать горло связанному.

– А сыпать отраву в питьё, значит, можно? И караулить меня с лучемётом, пока я для всех разведываю местность, можно? Не знаю, что теперь с тобой делать. Отпускать нельзя, ты слишком много о нас знаешь. Оставлять связанным – жестоко.

Брать с собой – глупо: ни поспать, ни покушать – только ждать твоей очередной выходки.

– Я домой хочу, – сказал Данила. – Отпусти меня, и я уйду. Можешь ничего не давать, только воду…