Ржавчина

Черезъ дв недли ея уже не было въ живыхъ.

* * *

Боловцевъ сдержалъ общаніе и на слдующій же день доставилъ Вр письмо Анны.

— Нтъ, вы вотъ этимъ полюбуйтесь, — указалъ онъ на конецъ письма. — Это мило!

И онъ засмялся тихимъ смхомъ.

Письмо было короткое. Анна просила отдать Шатову какую-то коробочку. О себ она почти ничего не говорила, только въ конц прибавила:- „Я довольно страдала. Вс вы внесли свою долю въ эти страданія, но я всхъ простила“.

Послднія слова и вызвали смхъ Боловцева.

* * *

Чрезъ годъ Вра снова была въ Петербург и сейчасъ же похала на кладбище на могилу Анны. Несмотря на декабрь, была оттепель. Шелъ мокрый снгъ и сани каждую минуту задвали за камень. На кладбищ не было ни души. Вр стоило многихъ стараній найти кого-нибудь, чтобъ ее проводили на могилу Анны.

— Не можете ли вы указать мн могилу Слащовой? — обратилась она къ расчищавшему снгъ сторожу изъ отставныхъ солдатъ.

— Слащовой, Анны Николаевны?… Это генеральши Боловцевой дочка, что ли?

— Да, да…

— Какъ не знать! — торопливо заговорилъ онъ. — Въ первомъ разряд… Отъ церкви налво. Я провожу… Пойдемте!

Онъ бросилъ лопату и торопливо зашагалъ передъ Врой.

Дорожка съ могил была тщательно расчищена и усыпана пескомъ. Теперь отъ оттепели изъ него сдлалась жидкая грязь.

Вра издали увидла блый мраморный памятникъ, съ плачущимъ ангеломъ на верху. Внизу, въ кругломъ медальон, высчено изъ мрамора же лицо Анны: ея глаза, ея раздутыя ноздри, только губы сложились въ какую-то не то горькую, не то саркастическую усмшку.

— Вы имъ сродственница, что ли, будете? — спросилъ сторожъ, съ недовріемъ поглядывая на шерстяную шубку Вры.

— Нтъ, — коротко отвтила она.

— Тэкъ-съ… Знакомая значитъ? — немного погодя продолжалъ онъ.

— Да…

— Мамаша ихъ, не знаете, не собираются? — допрашивалъ словоохотливый сторожъ.

— Нтъ, не знаю.

— Давненько не бывали… Съ самаго съ Петрова дня. Вотъ девятаго поджидали мы ихъ, потому — память, день ангела покойницы… Нтъ… Дворецкаго прислала съ внкомъ… Сама не пожаловала…

— А кто же заботится о могил? — спросила Вра. — Какой порядокъ… Внки!…

— Это ужь мы… Тутъ насъ трое наблюдателей… По зелененькой въ мсяцъ получаемъ… Да генеральша вдь и не знаютъ объ этомъ, — все дворецкій завдуетъ. А вотъ на Петра-Павла пріхала сама, такъ намъ красненькую дала… Славная барыня!… Это — настоящая.

— Что же, она одна прізжала? — полюбопытствовала Вра.

— У-у!… Куда теб! Въ двухъ экипажахъ подкатили… Одинъ-то не възжалъ сюда… Тамъ у церкви господа ждали… А генеральшина коляска въхала… Въхала!…- таинственно повторилъ онъ.

— И очень она плакала? — продолжала допрашивать она.

— Нтъ… Что вы, плакать!… Они тутъ компаніей пріхали, съ катанья… Не въ такомъ дух, значитъ… Плакать!… Конечно, дочка, да вдь она, сказываютъ, не своей смертью померла, — полупрезрительно, полусострадательно выговорилъ онъ.

Вра положила въ его ловко пріученную руку „благодарность“ и съ тяжелымъ чувствомъ пошла отъ могилы.

Сторожъ шелъ за ней и продолжалъ, какъ бы размышляя вслухъ.

— Конечно, за такихъ-то и молиться, потому на нихъ вдвое грхъ… Такъ нтъ: ни теб панихидъ, ни поминанья… Этого генеральша не любятъ… И могилы-то они словно боятся. На Петра-Павла пріхали, хоть бы изъ коляски вышли поклониться могил, - нтъ… Подали внокъ… Полковникъ тутъ какой-то съ ними прізжалъ… Онъ положилъ къ памятнику… И укатили опять… А ужь чтобы поплакать когда, — нтъ-съ, этого генеральша не любятъ… — закончилъ онъ, усаживая на извощика заплаканную Вру.

1881