Ржавчина. Пыль дорог

О чем? О том, как хочется есть, а в кармане – ни гроша? О ледяном ветре ночных трасс и одиноких машинах, пролетающих мимо автостопщика с поднятой рукой? О новых городах, проносящихся сквозь тебя со скоростью автобуса или попутки, мотающей на колеса километры? О мокрой от дождя одежде, которую негде высушить, пока не найдешь себе работу и угол? Я не настолько наивна, чтобы считать, будто бродяжничество – это романтика и свобода. И не настолько глупа, чтобы идеализировать всех детей улиц. Иначе на лице Дэя не было бы этого шрама. И еще парочки – таких же тонких, белых – на боку. Но мне хочется знать все.

– Когда-нибудь, – задумчиво обещает он. – Мы собирались гулять, ты помнишь?

– Тогда дочитывай параграф. Я в душ.

Проскальзываю в ванную, чтобы переодеться. Заколку прочь, волосы рассыпаются по плечам. Они долго-долго хранят его запах. Немного – сигарет, немного – мокрой кожаной куртки. И чего-то еще, присущего только ему. Странно, никогда не видела Дэя курящим.

Раньше мне казалось, что влюбленным нужны всякие памятные знаки, локоны в конвертах, кольца. Какая чушь. Само мое тело стало памятью. Висок – к нему прикоснулись теплые сухие губы, когда мы встретились у подъезда. Почти целомудренно – если учесть, как жадно он обычно целуется. По спине скользили тонкие, загрубевшие от работы пальцы.

Мне кажется, что все эти прикосновения оставляют на мне след. Странно, что никто его не замечает.

Я включила кран и склонила голову под тугую струю. Горячая вода распрямила с таким трудом созданные кудри. Расческа почти не путалась в мокрых, тяжелых от воды прядях. Высушив волосы, я стянула их в высокий хвост, как это делал Дэй. Надела специально принесенные с собой выгоревшие за лето голубые джинсы и такую же куртку. Раньше эту одежду я носила только во время вылазок на природу.

Наверное, со стороны и правда ничего не понять.

А противозачаточные я прячу куда лучше, чем мои бывшие одноклассники – сигареты.

Дэй

Если бы пару дней назад я не бросил курить и не отправил пачку вместе с пластиковой зажигалкой в мусорку, то точно подавился бы сигаретой. На пол с размаху не плюхнулся, потому что и так на нем сидел. Нет, я в курсе, что девушки способны за полчаса изменить себя до неузнаваемости, но так… Юная леди превратилась в пацанку. И, надо сказать, перемены мне нравились. Гибкая, худенькая, затянутая в потертую джинсу, Рин вдруг показалась едва ли не более женственной, чем в самом шикарном платье. Гладко зачесанные и убранные в хвост волосы подчеркнули высокие скулы и разрез глаз.

– Кажется, я тебя все-таки испортил. Плохая компания, знаешь ли. Осталось только научить тебя бегать от контролеров в поездах, лазить по развалинам и отмазываться от патрулей.

– На самом деле мне просто хотелось быть ближе к тебе.

Своей цели она добилась, почти сгладив социальный разрыв между нами и недвусмысленно подчеркнув сходство. Теперь действительно придется периодически отвечать на вопрос, не родственники ли мы.

Ну и наплевать.

– Забавное чувство. Немногим парням удается представить, какая бы из них получилась девушка.

– И какая же?

– Красивая.

Улица была золотой от предзакатного света. Днем прошел дождь, и теперь солнце тонуло в высыхающих лужах и отражалось в мокром асфальте. Желтые листья лежали на мостовой, как кусочки мозаики, – хоть сейчас садись да собирай. Красивая штука – осень. На юге она теплая и дождливая, опавшая листва начинает гнить почти сразу, а серое грязное море упрямо бьется в берега, ожидая, когда какой-нибудь псих решит отправиться в плавание. Но порт закрыт уже много лет. Корабли приходят сюда только на ремонт, и потому судоремонтный завод еще сводит концы с концами. Может, для кого-то и впрямь хорошо там, где нас нет. Лично мне хорошо именно потому, что меня там нет.

– А давай сфотографируемся? – я вытащил из кармана смятую банкноту. – Я недавно зарплату получил.

На другой стороне улицы стоял мужчина с фотоаппаратом, делающим моментальные снимки. Заметив, что мы остановились, он улыбнулся и помахал нам рукой – мол, подходите.

– Подожди, – Рин нашла в кармане сумки зеркальце, торопливо поправила воротник куртки и цепочку серебристого медальона. – Все, я готова.

– Улыбнитесь, молодые люди, – фотограф на миг перестал колдовать над своей аппаратурой.

– Ага. Дэй, распусти волосы.

– Если тебе так нравится…

Щелкнул затвор фотоаппарата, перенося на плотную бумагу яркие мазки осенней листвы, стену старинного дома и наши лица. Как будто часы на миг остановились – и снова пошли.

Рин

– Рин, мы давно хотели с тобой поговорить.

Тааак… Все неприятности обычно начинаются с этой фразы. Я аккуратно отставила тарелку в сторону. Интересно, все родители в мире предпочитают начинать Очень Важные Разговоры за ужином, чтобы оголодавший отпрыск не сумел отвертеться?

– Что это за юноша, который тебя иногда ждет во дворе? – подчеркнуто нейтральным тоном спрашивает отец. Ради Очень Важного Разговора он даже отложил газету, которую обычно листает за столом. Мама его регулярно за это отчитывает, но все как об стенку горох. Ясно, будет воспитывать.