Ржавчина. Пыль дорог

Стоит, конечно. Но быстро и с оглядкой, присесть на обочине, съесть что-нибудь из пластиковых контейнеров с сухпайками – и снова в путь. Ночевать здесь негде, но, даже будь неподалеку брошенный мотель или гостиница, я бы не рискнула спать возле этой дороги. Не только из-за холода. Я вдруг нервно хихикаю. Что будет, если мы пройдем весь маршрут без приключений? Нам поверит хоть кто-нибудь, кроме тех, кто вместе с нами видел черные тени в зеркалах пустого торгового центра или хоронил вросших во влажную землю людей? По-настоящему вросших, как пролежавшие много лет на одном месте камни, – и таких же холодных и тяжелых. Мы выжгли ту небольшую полянку, не пожалев драгоценного бензина. Да, похороны вышли необычные – огненные. Мы почему-то побоялись отдавать земле этих мертвецов – не зря они так прочно в нее вросли.

Линии электропередачи были по большей части оборваны, и провода змеились в жухлой осенней траве. Я по привычке избегала наступать на них, если попадались на асфальте. Со дня на день ждали первого снега, чтоб укрыл мертвую траву, развалины и свежие могилы. Ждали – и боялись. Страшное дело – зимовать в палаточных лагерях. Но с низко нависшего серого неба не упало ни снежинки. Оно и к лучшему. Метель или снегопад нам сейчас совсем ни к чему.

Больше всего это было похоже на великанский конструктор, рассыпанный великанским ребенком. Подарили мне в детстве такой набор, он назывался «Национальный парк». Здоровенная доска, на которой можно было укрепить несколько холмов, выложить между ними озеро из синих плиточек конструктора, насадить лес пластиковых деревьев и поселить редких животных, подлежащих охране. Так вот, если бы на мой пластиковый лесок уронили мяч или мамину любимую вазу с верхней полки, получилось бы что-то подобное. Деревья, росшие по обеим сторонам дороги, оказались повалены, путь перегорожен. Довольно старые деревья, кстати: обычно такие вблизи проезжей части вырубают, чтобы не рухнули на машины, а здесь, видно, не успели. Ну не выросли же они за несколько дней? Дорога была узкая, в две полосы, никак не федеральная трасса, и толстые стволы перекрыли ее намертво, подмяв металлическое ограждение. Вверх взметнулась мешанина ветвей, покрытых еще не опавшей коричневой листвой, и казалось, что перед нами выросли кусты. Странно, большая часть веток должна была подломиться при падении. Я отчетливо представила, как грузовик тормозит перед чудовищной баррикадой, как водитель, матерясь, выпрыгивает из кабины, подходит к завалу, со злостью пиная ближайший ствол и пытаясь, как и мы, разглядеть что-то за лиственной стеной. Потом поворачивается к деревьям спиной, собираясь снова забраться в машину и связаться по рации хоть с кем-нибудь, а то и просто рвануть обратно: чтобы разобрать такое, нужен не день и не два. И в этот момент тонкая веточка цепляется за его куртку, протыкая рукав, он раздраженно ломает ее, но новые ветви уже тянутся к нему, хватают за одежду, раздирают руки и лицо, а потом тянут изломанное тело в переплетение ветвей, чтобы там насытиться горячей кровью.

– Бред, – вслух сказала я, но автомат не опустила, готовясь выстрелить на любой подозрительный шорох с той стороны. Никогда не бывает так, как в фильмах.

Обычно бывает намного хуже.

– Не то слово, – Дэй осторожно оборвал сморщенный листок с ближайшей к нему ветки и растер в пальцах. – Иногда мне кажется, что день, когда я вдруг очнусь в больнице, накачанный всякой галлюциногенной дрянью, будет для меня как второе рождение.

– И ты первым делом спросишь, какой сейчас год?

– Нет, – улыбка, короткая как проблеск солнца, – первым делом я выдерну из руки катетер и пойду искать палату, где держат тебя.

– Спасибо. Правда спасибо.

Очередной порыв холодного ветра, зашуршавший не желающей опадать листвой, вернул нас в эту реальность.

– Что будем делать? – я последовала примеру Дэя и тоже сорвала лист. Да, тут нужен ветер посерьезнее – листья вроде бы обычные дубовые, но на черенках держатся на удивление прочно. Ветер, ага. Который валит огромные стволы, но при этом не срывает листву.

Будем считать, что я поверила.

– Тебе не кажется, что нас прямо-таки уговаривают обойти? Здесь тяжело и неудобно пробираться, можно напороться на сучок, шли бы вы другой дорогой, деточки…

– Кажется, – раньше у Дэя была привычка во время раздумий запускать пальцы в волосы, но с шикарной, до середины спины, гривой пришлось расстаться. Уж больно тяжело содержать такие волосы в чистоте. Остричь их под машинку он так и не решился, обкромсал кое-как ножницами и теперь прячет недлинные пряди под защитного цвета бандану Моя срезанная коса так и лежит на дне рюкзака с личным барахлом – тем, что не потащишь с собой на задание, но выбросить жалко. Там же, в одном из карманов, спрятаны завернутые в обрывок газеты шпильки. Хочется верить, что однажды они мне понадобятся.

– Сворачивать нельзя, – продолжает свою мысль Дэй. – Когда ты сворачиваешь с тропы, она зарастает за твоей спиной. Так что сворачивать нельзя, даже если звать будут.