Ржавчина в крови

Так на второй день съёмок мы обнаружили, что съёмочная площадка утратила свою таинственную враждебность и превратилась едва ли не в филиал обычного дома, какой имеется у каждого из нас и куда вернёмся, когда закончатся съёмки фильма. Актёры быстро освоились с обстановкой, где играли, узнавали ступеньки и колонны, не опасались попасть в какую-нибудь тайную ловушку. Танцы показали, наконец, сколь многих трудов они стоили им. Танцующие сходились и расходились, образуя плотные, сомкнутые ряды согласно раскланивающимся дамам и кавалерам.

Когда дошла очередь до съёмки первой встречи главных героев, я отозвал Лавинию и Френсиса в сторону и посоветовал им не спешить, не сразу подавать свои реплики, а отмерять их по каплям. Шекспир — не буря, а лёгкий-лёгкий весенний дождик, который тихо сыплется на землю и мягко исчезает в ней. Они должны жестикулировать, произнося свои реплики, посоветовал я, прижать ладонь к ладони, а потом сплести пальцы. Вот так.

— А потом, Френни, you must kiss her [70].Средневековый поцелуй, right? A soft, shy kiss [71].

Френсис кивнул, не смутившись. Я посмотрел на Лавинию, а потом опять на него, и понял, что говорю скорее для себя, чем для них, незачем пояснять им то, что они сделают непроизвольно. Они уже показали мне это накануне. Средневековый поцелуй двух юных статуй, двух живых, во плоти, скульптур.

Я отёр испарину со лба платком, опустил его в карман и объявил труппе, что мы готовы.

Сидя за кинокамерой, я не мог побороть волнения, меня настолько очаровала влюблённость Ромео и Джульетты, что я едва не позабыл, что наблюдаю обычную актёрскую игру, так что пришлось утереть глаза, прежде чем встретиться взглядом с Ледой. У меня голова пошла кругом.

Но действительно ли это просто актёрская игра?

Я наблюдал за движениями Френсис и Лавинии в полутьме, ловил их отдельные жесты, напряжённые взгляды — и не мог решить, изменилось ли что-нибудь в их отношениях по сравнению со вчерашним днём или же они вели себя точно так же и лишь обострилось моё желание увидеть перемены. Где кончается дружба и начинается любовь? Существует ли в чувствах чёткая линия, где можно поместить табличку, которая предупреждала бы, что переходим границу, одну из многих?

Отсняли ещё два дубля, и труппа разошлась с тем, чтобы назавтра в обычное время встретиться последний раз в доме Капулетти. Нагретый софитами воздух мерцал.

Френсис, всё ещё в трико и с маской кота в руке, подошёл ко мне, желая что-то спросить, видимо, это не касалось фильма, но я счёл нужным поинтересоваться.

—  So,слушаю тебя, дорогой. What's the matter? [72]

Он хотел узнать, как добраться до английского кладбища, он очень хотел посетить его уже очень давно.

— Когда думаешь отправиться туда? — спросил я, медленно, очевидно из-за усталости, произнося слова.

Лучше всего прямо сейчас, ответил Френсис. Было шесть часов летнего вечера, солнце зайдёт не раньше, чем через два часа, можно успеть засветло, а завтра, он понимал, завтра по той или иной причине это может не удастся. Мы скоро вернёмся, заверил он меня.

Я понял, посмотрев поверх его плеча, кого он имеет в виду. Лавиния стояла у колонны и внимательно слушала наш разговор, а мисс Бернс на общем плане, несомненно, сыграет роль, для которой её выбрала Эвелин, — вечно неудобного третьего лишнего.

Я сказал Френсису, что провожу их на кладбище, это недалеко, пусть не беспокоится и переоденется.

—  Make haste! [73]— добавил я и подтолкнул его. И снова отёр лицо платком.

Я расстался с Ледой у главного входа в «Чинечитта», пообещав, что вернусь в гостиницу к восьми часам, мы вместе поужинаем и продумаем план на завтра.

Я подождал, пока все загрузятся в машину, и посмотрел в зеркало на ребят, усевшихся сзади. Руль обжигал, мне казалось, кожа сейчас слезет с рук.

Я включил радио, настроив его на станцию, которая передавала только итальянские песни, просто для того, чтобы они послушали, отчего сходит с ума наша публика, тогда как в Англии всех интересовали «Битлз» и «Роллинг Стоунз».

Мисс Бернс так вздохнула, что даже запотело стекло, а Френсис и Лавиния улыбнулись мне, и, к моему огромному удивлению, я увидел, что они шевелят губами, вторя певцу.

— Но… You know the words! How? [74]Я потрясён! — воскликнул я, ведь сам не знал слов этой песни и, по правде говоря, совсем не припоминал и мелодию.

Френсис вновь сделался серьёзным только у входа на протестантское кладбище, когда силуэты морских пиний, похожие на приплюснутые шляпы, сменили яркие тёмно-зелёные кипарисы и появились первые надгробия, первые статуи с цветочными венками.