Ржавчина в крови

Когда я спросил почему, она ответила, что никогда не сможет играть так же, как её мать, мы ведь, конечно, ждём от неё именно этого — что она станет юным повторением великой Эвелин Уоллес. Но она ничего не может поделать, у нее нет материнской стати, её уверенности, её сценического обаяния. Её таланта.

— Why are you laughing?[38] — спросила она, удивившись моей улыбке и округлив глаза.

Леда тоже не понимала, почему я смеюсь.

— Что с тобой? — спросил она, посмотрев на меня в упор.

Я пожал плечами. Если бы мне нужна была Эвелин, мы позвали бы Эвелин, а не её дочь. Мы не из тех, кто считает, будто цветы в саду источают одинаковый аромат и что Капулетти и Монтекки во что бы то ни стало должны ненавидеть друг друга.

Лавиния долго смотрела на меня, пока не убедилась, что я говорю искренно, и улыбнулась.

— Уста твои теплы, — произнесла она наконец как Джульетта. И повернулась, чтобы выйти.

Когда Леда выглянула в коридор, приглашая следующую девушку, я уже понял, что больше ничего не жду в этот день.

Я подождал неделю, прежде чем познакомил их. Тем временем занимался разными делами, связанными с производством фильма, ходил со старыми друзьями по ресторанам, побывал на спектакле Питер Пэн в Вест-Энде и постарался убедить Эвелин, что её дочь непременно должна играть в моём фильме.

Я не понимал, почему она так упорствовала. В какой-то момент даже подумал, будто она ревнует Лавинию к будущему, которое открывается перед ней, полное надежд и обещаний, в каких самой Эвелин теперь уже отказано. Но это слишком мелочная мысль, и я сразу же отправил её в самый дальний уголок памяти, стараясь найти убедительные доводы в пользу моего предложения.

Даже если она не хотела признавать, что её дочь так или иначе всё равно пойдёт по её стопам, потому что все профессии передаются из поколения в поколение, и у человека, родившегося в актёрской семье, заложено в генах идти на сцену. Я же только предлагал ей прекрасный, грандиозный дебют, на международном уровне. Было бы безумием отказываться от этого.

И действительно, в конце концов Эвелин согласилась. Согласилась с большой неохотой, что в мае Лавиния приедет к нам, в Италию, на съёмки фильма, и договорилась с колледжем, где училась дочь, чтобы ей разрешили пропустить без последствий последнюю четверть учебного года.

И вот настал день, когда мы окончательно обо всём условились, когда я мог познакомить моих молодых героев и понять, не ошибся ли в выборе.

Я оставил Леду в гостинице собирать вещи, потому что наутро мы собирались уехать, и отправился на свидание с дрожью в сердце. И со складным стулом, который прихватил на время в гостинице. Я решил изменить обстановку, уйти от белых обыденных стен офиса и встретиться с ними в Гайд-парке, возле Марбл-арч[39], под весенним моросящим дождиком, который неутомимо сопровождал меня всё время пребывания в Лондоне.

Френсис и Лавиния появились вместе, идя с одной и той же стороны, он немного впереди неё. Прошли одновременно под аркой и издали помахали. И только когда остановились передо мной, поняли, что оба направляются ко мне. Они переглянулись, внезапно оробев, догадавшись, что Ромео только что встретился с Джульеттой, и не зная, улыбаться сразу же или отложить улыбку на потом.

Приветствуя ребят, я приобнял их за плечи и слегка сблизил. Почувствовал, как они напряжены, и, желая избавить их от некоторой неловкости, поинтересовался, сами они представятся друг другу или же роль церемониймейстера предназначена мне.

Френсис сдул чёлку с глаз и решительно взял руку Лавинии ещё прежде, чем она протянула её, и девушка изумлённо охнула от боли.

И они засмеялись, тихо-тихо, переглядываясь. Лёд был сломлен.

— If I profane with ту unworthiest hand… — произнёс Френсис мгновение спустя, заговорив уже как Ромео, отчего я невольно вздрогнул. — Когда рукою недостойной грубо я осквернил святой алтарь — прости. Как два смиренных пилигрима, губы лобзаньем смогут след греха смести.

Я ожидал, что Лавиния промолчит и от смущения спрячет лицо в воротник. Однако глаза её заблестели, когда она отнимала руку, и голос её ответил:

— Good piligrim… Любезный пилигрим, ты строг чрезмерно к своей руке: лишь благочестье в ней. Есть руки у святых: их может, верно, коснуться пилигрим рукой своей.

На какое-то мгновение я не поверил самому себе, не поверил своим ушам, тому, что восхитило меня. Возможно ли? Потом я подумал: наверное, это отрепетировано заранее, чтобы поразить меня.