Ржавое море (ЛП)

Мои собственные мысли были не здесь, а в 30 годах позади. Что с тобой такое? - спросил он. Этот вопрос волновал меня сильнее, чем я готова была признаться даже самой себе. Этот вопрос раз за разом прокручивался у меня в голове. Я ответила рефлекторно: то же, что и со всеми остальными. У Торговца никогда не было настоящего хозяина. Он не знал, каково это. Для него та ночь, когда всё началось, явно отличалась от моей. Очень сильно отличалась.

Глава 10100. Мэдисон.

Мэдисон больше не выходила замуж. Дело не в отсутствии женихов. Их-то было полно. Когда она умерла, ей было за сорок, но выглядела она слегка за двадцать, совсем как во время первой встречи с Брейдоном. Наука продвинулась далеко вперед в плане решения вопроса старения, для обеспеченных людей не являлось проблемой сохранять бодрый внешний вид и жить до 150 лет. Брейдон никогда не думал о собственном старении и никогда с ним не боролся. К тому же Мэдисон нравилось наблюдать, как он становился старше. Он старел изысканно, говорила она. Однако сама она всегда хотела оставаться той милой молодой девушкой, какой была, когда они познакомились, хоть он никогда её об этом не просил.

Однако всё закончилось со смертью Брейдона. День, когда он умер, стал последним, когда она боролась с собственным старением. Больше она никогда не пользовалась своей молодостью. Она принадлежала только её мужу. Так что, когда Брейдон скончался, она перестала ходить на процедуры и начала стареть.

Дело не в том, что она думала, будто никогда никого больше не полюбит. Дело в том, что она продолжала любить Брейдона. По вечерам они сидели на лужайке перед домом и смотрели на закат, держа по бокалу вина, и разговаривали в ожидании вспышки. Когда он умер, она продолжила эту традицию. Каждый вечер с бокалом в руке, только рядом уже сидела я.

Я пообещала Брейдону и намеревалась это обещание сдержать. Я присматривала за ней, следя, чтобы она никогда не оставалась одна. Это было первое решение, которое я приняла самостоятельно, и тогда для меня в этом было нечто священное. Моё слово что-то значило. Нельзя было подрывать доверие.

Мы сидели на той лужайке каждый вечер. О нём мы почти не говорили, но я всегда понимала, когда она о нём думала и бывало это часто. У неё появлялся какой-то задумчивый взгляд, смесь досады, тоски и любви. Иногда она улыбалась сквозь слёзы. Но обычно она просто улыбалась. Затем появлялась прекрасная зелёная вспышка и солнце закатывалось за горизонт.

- Волшебство! - восклицала она словно радостный ребенок и расставляла руки в стороны, будто какой-то опытный ярмарочный колдун.

- Что значит "волшебство"? - спросила однажды я, смущённая происходящим.

- Оно прямо перед тобой, - ответила она, словно восхищаясь тем, что я, наконец, спросила.

- Нет, нету.

Она наклонилась ко мне и прошептала:

- Именно там находится Господь. В этой вспышке. В крошечном прекрасном мгновении, настолько незначительном, что потребуется всё внимание, чтобы увидеть его.

- Господь существует только в маленьких вещах?

- Из них состоит вся жизнь. Из этих мгновений. Дело не в ритуалах. Не в следовании догматам. Дело в том, что нужно наслаждаться каждым крошечным мгновением, дабы жизнь оставалась прекрасной и стоила того, чтобы её прожить. Их нельзя измерить. Их можно только поймать, сфотографировать собственным разумом. Эта красота, это величие и есть Господь.

- А остальное? Плохие мгновения?

- Их создают люди. Это случается, когда перестаешь замечать зеленую вспышку на солнце. Это случается, когда начинаешь думать, будто можно схватить это сияние, сунуть в бутылку и 24 часа в сутки продавать её тем, кто может предложить хорошую цену. Господь сделал этот мир идеальным. А мы всё разломали.

Потом мы много разговаривали. Поначалу я нервничала, когда спрашивала, как они с Брейдоном познакомились. Она рассказала. Я не хотела причинять ей боль или делать её ещё грустнее, чем она была тогда. Но она справлялась.

- У тебя был ко мне какой-то вопрос?

- Да, - ответила я. - Но...

- Давай. Задавай. Это же между нами - девочками.

Между нами - девочками.

Вопрос пола меня раньше никогда не занимал. Я была ИИ. Мы все ими были, так? Пол определялся гениталиями, которых у большинства у нас не было, так зачем он нам? Конечно, через несколько лет, когда мир захлестнула революция Айзека, пол начал иметь значение. К мыслящему существу нельзя обращаться ОНО. Мне было неважно, когда ко мне обращались "оно". Кто-то предложил специальное местоимение для обращения к ИИ, люди устраивали конференции по этому вопросу. Но потом вспомнили про термин "биологизм", и отдельное слово стало деталью этого системного биологизма. Всё больше освобожденных ИИ выбирали себе пол. Я не выбирала. Не в общепринятом смысле.

После войны это практиковалось повсеместно. К личности обращались "оно" лишь в качестве вежливой формы, до той поры, пока не слышали голос собеседника. Затем обращаться следовало в соответствии голосу. Мэдисон считала меня девочкой. Как и себя.