Ржавое золото

Де Спеле подошел к двери, та полыхнула лиловым пламенем, жалобно заскрипела, но покорно распахнулась. Еще опасливо озираясь — не выскочит ли откуда-нибудь стража — его спутники последовали за ним по лестнице наверх, по коридору, через зал суда, через караульную и, наконец, очутились за оградой. Никто их не задержал: в караульне мирно храпели два стражника, привратник тоже спал.

— Здесь неподалеку нас ждет карета, — де Спеле указал на устье одной из выходящих на площадь улочек.

— А как же эти? Они проснутся и кинулся за нами, — кивнула Матильда на оставленное учреждение.

— Кидаться они больше ни на кого не будут. Отойдемте-ка — де Спеле отвел компаньонов к домам и топнул ногой: — Можно!

Дрогнула земля, в недрах ее зародился гул. Здание инквизиции начало уменьшаться. Нет, оно не рушилось, оно опускалось в землю, достаточно быстро, но аккуратно, словно на гигантском поршне. Вот скрылась ограда, первый, второй этаж… вот не видна и колокольня. Ни грохота, не треска, не пыли, не человеческих криков. Только ровный подземный гул, но вот утих и он. Посреди площади зияла овальная дыра. Де Спеле приблизился к ее краю, за ним на цыпочках подкралась Матильда. Но смотреть было особо не на что: на глубине десятка метров колыхался плотный туман, чуть светящийся багровым. Из тумана доносилось бульканье, прерывистое шипение, вибрирующий свист. Раза два что-то тяжело всплеснуло, словно вскинулась огромное, тяжелое тело.

— Не эффектно, зато эффективно. Надеюсь, Регина успела уйти, а из святого Гороха суп получился наваристый, но, думаю, что ядовитый.

— Господи… — Матильда перекрестилась.

— Тильда, эту привычку следует оставить! — оборвал де Спеле. Подхватил Матильду под руку и подвел к остальным: — Повторяю — мы должны быть предельно осторожными, не привлекать ничьего внимания. Скользить, как тени, выдавать себя за обычных людей и за простую нечистую силу. Ничьих имен и званий не упоминать всуе. Бывали ведь случаи, когда сказанное в сердцах и вовсе не рассчитанное на исполнение, доходило до… некоторых. Проваливались на месте лгуны, отсыхали жадные руки, на длинных языках вскакивали типуны, громом поражало клятвопреступников, отправлялись к черту ближайшие родственники. Осторожность и еще раз осторожность, ибо…

Но тут его прервал истошный крик. На площадь выскочила полуодетая женщина.

Вы спросите — почему только она одна, почему не полюбопытствовали другие? Ведь сотрясение почвы и гул должны были разбудить весь город! Так оно и случилось, но обыватели осторожны и ночью вообще не покидали надежных стен, а люди лихие, не услыхали ни звона оружия, ни криков, не увидели они и зарево пожаров, и разочаровано возвратились в харчевни, притоны и прочие увеселительные заведения. Пропажу инквизиции сентмадильянцам предстояло обнаружить утром. Только это полуодетая, встрепанная женщина подбежала к провалу с криками: «Жозеф! Сыночек!»

— Идемте, здесь становится шумно, — поморщился де Спеле.

— Погоди, вроде бы, там погиб ее сын, — удержала его за плащ Матильда.

— Да, это так. Жозеф, рябой стражник. Шустрый малый был, ловко затаптывал мои веселые огоньки. Он утонул, как все.

— Вот горе-то! Мать вон, как убивается, — Матильда шагнула к провалу, на берегу которого металась и причитала женщина.

— За горелую человечину расплата невелика, — пожал плечами де Спеле.

— Он служил! Он честно служил.

— Он не шпага, не пес и не конь, сам выбирал, кому служить. И получил по заслугам.

— Но мать-то не виновата! Горе у нее какое! Надо помочь.

— Тильда, я, видимо, несколько поспешил с возвращением, — процедил с неукротимым гневом Срединный. — Следовало оставить вас, хотя бы на пару дней, в этих гостелюбивых стенах. Мне кажется, что вам было бы полезно пройти первый допрос и осмотреть орудия пыток.

— Да я бы им! — тут же взъерошилась Матильда.

— Не сомневаюсь, что ты устроила бы им побоище. И, возможно, в свалке погибли бы Контанель и Виола. Ведь они не способны бежать сквозь стены. В путь! Вот наш экипаж.

Огромная черная карета, почти перегородила узкую улочку. Впряжен в сие сооружение был черный конь, но не вороной де Спеле, а исполинская животина, хоть и стройных благородных форм.

— Теперь определим направление. Виконт, развяжите воротник.

Контик обнажил тощую шею, и де Спеле достал из кармана и возложил на нее Золотую Цепь.

— Ой! — Контанель пошатнулся, ибо, словно огонь пробежал по телу.

Цепь не сомкнулась, между звеньями остался промежуток пальца в четыре, но держалась крепко, будто приросла к коже.

— Ничего, привыкайте, — прошептал де Спеле и уставился в глаза виконта светящимися лиловыми зрачками: — Сживайтесь с Цепью, вслушивайтесь в Цепь, проникайтесь ею. Теперь вы — ее воля, ее желания. Желание найти недостающее, желание соединиться. Ключ, где Ключ? Родной, отобранный, отлученный, отторгнутый в минуту отчаяния и одиночества. Единственный и незаменимый. Цепь создана для Ключа, она ищет его, она должна его найти! Теперь шестеро рыцарей и дам питают ее звенья, шестеро всегда с вами.