Ржавый меч царя Гороха

— Здоровеньки булы, — не совсем правильно ответил я, но он меня понял.

— Присаживайтесь.

— Спасибба.

— Прибалтика?

— Не поннял…

— Ну как это… Эстляндия?

— Та! — уверенно подтвердил третий жених нашей царевны.

Почему-то он мне нравился меньше всех: глаза какие-то блёклые, бесцветные и мутные, как у замороженной сёмги в супермаркете.

— Это что же происходит, гражданин фон Паулюсус? Вы прибыли к нам в столицу с целью женитьбы, а задержаны в связи со вчерашними безобразиями в кабаке. Ай-ай-ай, товарищ эстонец! Нарушаете?

— Я не ппил, они фсё сами выппили!

— Дыхните? — перегнулся я через стол. Потомок рыцарского рода цослушно наклонился и дыхнул. Ну, зубы не айс, однако и перегаром не пахнет.

— Как оказались в одной компании с драчунами и алкоголиками?

— Случайнно.

— А поподробнее можно?

— Софсем случайнно.

Да, а этот тип, мягко говоря, немногословен, придётся тянуть клещами. В фигуральном смысле, разумеется, мы ж не в царской пыточной, у нас другие методы.

— В драке с сотрудником милиции участвовали?

— Не учаффстфофал.

— Тогда за что вас задержали?

— За компаннию, — так же терпеливо, словно малому ребёнку, продолжал объяснять белокурый гость с янтарных берегов.

Что ещё у него можно было спросить, я просто уже не знал.

— Про меч-кладенец слышали?

— Нетт.

— Претензии к органам правопорядка за неправомочные действия имеете?

— Нетт.

— Другие ответы знаете?

— Нетт, — даже не моргнул он, и я сдался. Мне пришлось честно отпустить и третьего претендента в гороховские зятья. Правда, взяв с него подписку о невыезде. С первых двух не стал брать, а с этого взял. Чисто из вредности. Говорю же, не понравился он мне. И пусть в нашей милицейской работе апеллировать такими критериями и не положено, внутренне я был бы рад прищучить этого белобрысого хоть за что-нибудь…

— Батюшка сыскной воевода, — в дверях опять показались стрельцы, — так что, пятого заводить ли?

— Какого пятого?! — не понял я. — Погодите, у нас же вроде всего четверо задержанных. Три жениха и Митька. Чего вы меня со счёта сбиваете?

— Дык в ночь, под самое утро, ещё и дьяка Филимона Груздева доставили ребята, — смущённо пояснили еремеевцы. — Говорят, он по городу бегал в непотребном виде и речи орал крамольные…

— Какие?

— Что, дескать, царь преставился!

Ну этого типа я точно не мог принять. Он бы точно сдал меня с потрохами, и уж ему-то поверили бы! Пришлось вставать и идти на поклон к Яге, умоляя её разобраться с козлобородым нарушителем ночного спокойствия. А заодно и выяснить, чего он-то делал в неположенное время у царских подвалов? Причём крутился ведь, гад, вполне целенаправленно, именно там, где пропал меч. Так что вопросы и подозрения в его адрес самые серьёзные…

— Бабуль? — Я деликатно постучал в дверь её комнатки.

На стук неторопливо вышел мажордомистый Васька и вопросительно выгнул на меня бровь.

— Ягу можно? — прокашлявшись, уточнил я. Кот поднял вторую бровь.

— Исключительно в служебных, а не в личных целях. Необходимо помочь с допросом важного свидетеля, а может быть, и подозреваемого.

Чёрный как смоль Вася подумал, поморщил нос и обернулся назад. Моя домохозяйка, тишайше сидевшая у себя у окошечка, так же молча встала и чинно прошла в горницу. Мне же было жестом предложено подняться за котом наверх, в мою комнату.

Собственно, совсем уж отлучаться от участия в допросе я никак не собирался, поэтому уселся на лестнице в надежде хоть что-то услышать.

Вскоре понятливые стрельцы за шиворот притащили грязно ругающегося дьяка.

— Деспоты сатанаиловы! Сатрапы диавольские! Палачи и душители гражданских свобод! — надрывался Филимон Митрофанович, разумно адресуясь в потолок.

Наезжай он конкретно на стрельцов, так мог бы и по шеям словить на раз-два, а он у нас в этих делах тёртый калач, зазря не подставляется. Не припомню ни одного расследования нашей опергруппы, чтоб скандальный дьяк тем или иным боком в нём не отметился. Поэтому, как следует себя вести при очередном аресте, он туго знает…

— Беспределыцики! Христопродавцы! Иуды в погонах! За что мя наказуеши, Господи?! За какие грехи в пасть львиную алкающую ввергавши? Во есмь дух мой в смятении, а тело хворое, бренное изъязвлено побоями злобнымя милицейскимя! А ще и хулу на мя возводишима, аки в пекле чисто херувиму, паки…

— Цыть, охальник, — кротко попросила Яга, и ушлый дьяк мгновенно заткнулся.

Бабушку у нас вообще практически все слушаются с первого слова, дураки кончились в прошлом полугодии…

— Присел бы ты, Филимон Митрофанович. Ноженьки-то небось не казенные. Может, чайку отведаешь да с ватрушечкой?

— Да уж не откажуся. Ещё потребую и…

— А ну встал! Кто тебе позволил тут рассиживаться, морда уголовная?! — мигом сменила тон бабка, одновременно отыгрывая и плохого, и хорошего полицейского. — Пойдёшь навстречу следствию, будет тебе чай с ватрушкой, а не пойдёшь… Кочергой словишь — и на каторгу Нерчинскую, по этапу, без права переписки!