Время двигалось к обеду, а надо было решить ещё много вопросов. Что делать с женихами? Где искать меч? Как выкручиваться из некрасивой истории с моими похоронами? И самое главное, как бы побезобиднее обставить моё воскрешение, чтоб и церковь не обидеть, и горожан параллелями с Христом в искушение не вводить? Последнее, кстати сказать, сложнее всего.
В целом народец у нас простодушный, социально активный, а потому на всякие чудеса падкий. Хотя аферистам вроде Чумака или Кашпировского в Лукошкине делать нечего — тут в заряженную воду не верят, а тех, кто чудесатит без благословения церковного, ловят и бьют смертным боем, чтоб впредь неповадно было.
Мы пару раз одного такого умника в отделении прятали. Первый раз его кузнецы принесли с полутораметровым ломом, завязанным в узел на шее за то, что у одного мастера дочку учил, как грудь нарастить. Надо, дескать, поутру на улицу выйти, покуда никого нет, на травке прилечь, а голые груди под первые лучи выставить, приговаривая типа «как трава-мурава расти, так и грудь девичья расти высока да кругла, как то солнышко!».
Она, дура, в пять утра вышла, легла на газон под батькиными окнами, а в пять пятнадцать её родители в храм, на заутреню, с домочадцами собрались. Искали дочку по дому, не нашли, а потом матушка окошко распахнула, а там… Сами понимаете, то ещё шоу гёрлз!
Короче, не убили его, и уже праздник. Но второй раз он к нам сам прятаться прибежал: добродея бабы у колодца коромыслами отходили. Сейчас даже не вспомню точно, за что они его, но вроде он им воду заговором омолаживал. Дескать, заговорённой водицей в лицо плеснёшь и пять годков скинешь. Так одна дура сразу лицом в ведро окунулась от всей широты души! Ну что сказать? Потекла древнерусская косметика — с бровей сурьма, с ресниц сажа, с румяных щёчек свекольный сок. Бабы, как эту африканскую маску увидели, так и взялись с матом рукава закатывать, со всей женской солидарностью…
Мужичок тот от нас утром у хромал, по деревням чародейные советы продавать, наивный. Больше мы его не видели, надеюсь, хоть живой и переквалифицировался в управдомы…
— Вот что я тебе скажу, Никитушка, — решила Яга без всяких объяснений, сменив гнев на милость и возвращая наши крепкие доверительные отношения. — Никак нельзя тебе прямо сейчас воскресать.
— В смысле?
— Хоронить тебя будем.
— …?! Я пр… против! Я ещё не…
— Глупый. — Баба-яга ласково постучала мне кулачком по лбу. — Да мы ж тебя не всерьёз похороним. Так, полежишь пару-тройку часиков в гробу для порядку, чтоб народ тебя видел, крышку забьём, в обед закопаем, а ночью и выкопаем!
Я сделал отчаянную попытку сбежать, но, увы, безуспешно. Бабка ловко подцепила меня клюкой за ногу и уронила на пол, а там уже кот Васька деловито закатал меня в вязаную ковровую дорожку. Оставалось чихать от пыли и мстительно раздувать щёки.
— Я ить как мыслю, сокол ты наш ясный, — спокойно, словно бы ничего не случилось, продолжила моя милая домохозяйка. — Вот оживи ты сейчас, так что будет? Праздник всенародный на всё Лукошкино с окрестностями! Люди на радостях в недельный загул пойдут, базар замрёт, работа встанет, мужиков из трактира не выгонишь, семьям сплошной раздор и поругание! Но ещё хуже, что вор таинственный на дно заляжет, и тогда мы энтот меч проклятущий до морковкина заговенья искать будем. Соображаешь?
Логика в словах бабки, конечно, была. Хромая, кривая, косая, спорная, женская, но была, тут против не попрёшь. Идея о том, чтоб затаиться и дать вору расслабиться, мне даже понравилась. Правда, отравитель вроде бы в курсе, что я жив. По крайней мере, пережил первое яблоко и не был добит вторым…
— Ладно, как вариант допускаю. Но пусть похороны будут тихими и незаметными. Не хватало ещё крестный ход с попами и старушками-плакальщицами на кладбище устраивать…
— А вот про энто, касатик, не тебе судить! — мечтательно выдохнула Яга. — Но не изволь сумлеваться, похороны мы тебе справим в наилучшем виде, опыт есть…
Я понял, что спасения нет, бабка уже настроилась и обманывать ожидания честной публики не намерена. Тем более включая все многочисленные пожертвования «за упокой души сыскного воеводы», которые, как я полагаю, ещё изрядно пополнятся за сегодня-завтра.
Яга решила походить в чёрном, потому что это стройнит и скорбь ей к лицу. Верный Митя будет делать, что сказано. Ну, в своей своеобразной манере, разумеется, но открыто против бабки не пойдёт. Привлекать к нашим маленьким разборкам сотника Еремеева со стрельцами тоже не хочется, некрасиво это. Остаётся ещё пара нерешённых вопросов, но в целом моё вынужденное решение вызрело…
— Я согласен. Развяжите.
Яга подмигнула коту, и в четыре оборота на полу меня выпустили на свободу. Ваське счёт будет предъявлен потом, дайте срок, пока же вернёмся к делам служебным.
— Меня видели все трое женихов.
— Да тьфу на них! Кто ж им, пьяницам заграничным, поверит? А ежели что, Митенька кажного поодиночке выловит и припугнёт…
— Это он может. Вариант, — согласился я, садясь за стол. — Ещё царь в курсе, что я жив.
— Государь, поди, не выдаст…
— А царевна Марьяна?