Ржавый меч царя Гороха

Баба-яга так торопливо закивала, что у меня не осталось ни малейших сомнений — чёрное известие о скоропостижной гибели участкового накрыло плащом скорби всю русскую землю. Всё, сил моих больше нет, надо с этим что-то делать, никакие интересы следствия не стоят того, что тут со мной творят уже трое или четверо суток!

Я решительно встал со скамьи, намереваясь в ту же минуту осчастливить всё Лукошкино «благой вестью», но не успел…

— Беса привязали, фитили зажжены, пищали заряжены. Палить али вас дождаться? — сунулся в двери один из еремеевцев.

Я скрипнул зубами, мысленно пообещав себе вернуться к этому разговору, и, надев фуражку, быстро вышел на задний двор отделения. Яга осталась в доме, сказала, что ей надо драгоценного Васеньку успокоить, а то он грубияна дьяка Фильку очень уж перепугался.

Я только усмехнулся про себя, вот ведь вроде кот, а брешет, как собака. Ладно уж, это их личные проблемы, в конце концов, он с неё лишь ложку валерьянки слупит, а не нотариально заверенное завещание с наследованием всего движимого и недвижимого имущества.

— Что, молодцы, готовы? — спросил я у шестерых суровых бородачей под командованием бессменного Еремеева.

— Так точно, батюшка сыскной воевода! — гаркнули стрельцы, ставя на специальные рогатины толстенные фитилезарядные пищали.

Бледный бес, накрепко примотанный к бельевому столбу, смотрел на нас круглыми от ужаса глазами и жалобно прихлюпывал пятачком.

— За неоднократные покушения на жизнь сотрудников милиции, за недобросовестно построенный забор у гражданина Милованова и за попытку добить молотком по голове дьяка думского приказа Филимона Груздева по законам военного времени изменника отечества и врага всего прогрессивного человечества-а…

— Стойте! — взвизгнул перепуганный рогоносец, суча копытцами. — А последнее желание?

— Глупый предрассудок, — обрезал я. — Тем более что бесы не являются представителями дворянских родов для подобной привилегии. Го-то-о-овьсь!

— Я готов дать показания-а!

— Думаю, мы получим их от твоих подельников, когда возьмём обоих. Це-э-эльсь!

Стрельцы прильнули к прикладам, и бедного беса прорвало:

— Я всё скажу, они ничего не знают, они дурачки, у них мозгов нет, а я, я, я… Я меч крал!

Ну вот, другое дело, сработала старая школа доброго советского НКВД. Теперь можно и выслушать, что оно у нас там накипело…

— А-апчхи! — неожиданно громко чихнул расстреливаемый, и стрельцы как по команде дали залп!

Я обомлел на месте…

— Вы… вы что, с ума сошли?! Он нам живой был нужен!

— Не боись, Никита Иванович, — положил мне руку на плечо стрелецкий сотник. — Ты ж «заряжай» не скомандовал. Вот парни чистым порохом и пальнули.

— Юмористы, — проворчал я, кладя руку на бешено бьющееся сердце. — До инфаркта же доведёте когда-нибудь…

Мы вместе с Еремеевым подошли к уже подмоченному бесу и честно предупредили:

— Вот только один раз соврёшь, и кранты! Со второго залпа наши уже не промажут.

Бес с трудом сфокусировал на нас косящие глазки и обвис на верёвках. Похоже, снова обморок. И как только таких малахольных типов берут в разведку, в преступники и диверсанты?..

Мы полили помилованного водичкой, и я присел рядом на чурбачок, стенографируя его торопливую сдачу всех и вся с потрохами. Стрельцы неспешно перезаряжали пищали. Через полчаса у меня были отличные признательные показания. Дело начинало проясняться…

— Ну что я могу сказать… — В принципе показаний было больше чем достаточно, но правила хорошего милицейского тона требовали потянуть время. — Если всё это окажется правдой…

— Как бог свят, начальник! — только что не перекрестился бес, и я продолжил:

— Если всё это окажется правдой, то за содействие властям мы можем и пересмотреть судебное решение. Каторга, Сахалин, двадцать пять лет без права переписки и в общем-то…

— Это очень мягкий приговор, — хором согласились все присутствующие, а недострелянный рогоносец буквально растаял от счастья, жал всем руки и смотрел на меня самыми влюблёнными глазами.

Честно говоря, я с трудом представлял, как сдержу слово, ведь бес не человек и его по этапу отправить непросто, даже если рога спилить, а пятачок носовым платком прикрывать постоянно. Но будем считать, что это не моя забота. Бабу-ягу попрошу, она что-нибудь придумает.

— В поруб его, парни! И спасибо за участие.

— Рады стараться, батюшка сыскной воевода! — дружным хором грянули все, включая развязанного беса. Ну, видимо, ему тоже просто захотелось покричать за компанию, стадный инстинкт, со всяким бывает, коллективное сознание — великая сила.

Солнышко уже покатилось к закату, заливая бабкин двор оранжевыми и жёлтыми красками. По вечерам становилось прохладно, чувствовалось, что где-то впереди осенние дожди, и никуда ты от матери-природы не денешься. Я сунул потрёпанный блокнот в планшетку, вернулся к воротам, уточнил у дежурных стрельцов, не прибыл ли Митька, убедился, что не прибыл, и вошёл в дом. Моя домохозяйка терпеливо ждала меня за накрытым к ужину столом. На сегодня были пироги с капустой, уха из судака и ватрушки с творогом.