— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! — улыбнулся в ответ генерал.
Даша не удержалась, съязвила:
— Надеетесь шлепнуть «руки-крылья»? Чтобы завтра вам вставили мотор в одно место? И полетите вы тогда, товарищ генерал-майор, со своего кресла на бреющем, как «кукурузник» над Мелитополем.
На все воля твоя, господи! — перекрестился главный милиционер края и тут же весело подмигнул ей: — Всех не снимут, брюхо лопнет!
В этот момент зазвонил телефон, Полевой взял трубку.
— Что? — он выразительно посмотрел на Дашу. — Прибыл в Новосибирск? Утренним рейсом? Чудесно! — и отключился.
— Я была права? — усмехнулась Даша. — От Новосибирска до Краснокаменска два часа езды.
— Н-да! — произнес задумчиво Полевой. — Надеюсь, этот разговор вы не слышали, поэтому не стоит выстраивать версии. А то знаю я вас, романистов! Сунете голову в навозную кучу, а разгребать нам придется. Никаких личных сысков, Дарья Витальевна! Я вас предупреждаю!
— Не надо меня предупреждать, — ответила Даша устало, — я уже видела, что происходит, когда не прислушиваются к доводам разума. — И склонила голову. — Позвольте попрощаться. Если что-то потребуется, вы знаете, где меня искать. Я не уеду из города до тех пор, пока не закончится следствие.
— Прекрасно, — покачал головой генерал, — но расследование может длиться не один месяц.
— Прекрасно, — в тон ему ответила Даша, — будет повод дождаться здесь весны. Поживу пока в доме Дмитрия Олеговича. У меня здесь много дел…
В сопровождении двух оперативников, один из них был тот самый капитан Дементьев, который задержал ее в больнице, Даша вышла из здания УВД.
Было ветрено, но тепло. Грязные сугробы, серые дома, растрепанные деревья… Вдали, над плоскими крышами многоэтажек, взметнулись позолоченные купола собора, над которыми, оглушительно каркая, кружились вороны.
Толпа газетчиков и телевизионщиков оказалась более внушительной, чем она ожидала. С высоты крыльца Даша быстро вгляделась в их лица — ни одного знакомого. Она усмехнулась про себя. Молодая поросль, которая только-только прошла или проходит «курс молодого бойца». Эти будут рвать безжалостно, но они еще не знают, что на их молочные резцы есть ее клыки, усиленные заграничной металлокерамикой.
Галдящую и возбужденную долгим ожиданием прессу заблаговременно оттеснили за металлическое ограждение, которое дублировали несколько бравых ребят из ОМОНа. Даша поморщилась. Четыре бойца, четыре дубинки! Ну, это слишком! Зачем потребовалось вызывать ненужный ажиотаж? Эта гомонящая свора непременно за такой подарок уцепится, акцентирует его и растиражирует по всей России.
Даша вздохнула. Что ж, ей не привыкать быть героиней скандальных хроник! Но как бы ей ни хотелось заткнуть прессе рот, чтобы в эти скорбные дни не полоскали в помойном ушате Пашино имя, не стряпали бы грязные куличики сплетен по поводу их отношений, она понимала и готова была к этому изначально, что подлых инсинуаций, публикаций и комментариев не избежать. Такова суть постсоветского менталитета — черпать силы и отбирать последнее, вплоть до надежды, у людей, стоящих на краю пропасти.
Ей тоже слишком часто кричали вслед: «Порви ее! Порви!», чтобы она могла надеяться на сострадание и понимание, а про жалость в этой среде и вовсе забыли. А ведь жалость издревле была на Руси синонимом любви. «Жалеет, значит, любит!»…
Она мысленно перекрестилась и шагнула навстречу стае молодых стервятников, возбужденных запахом крови и сплетен.
Глава 21
Вернувшись в номер, Даша первым делом отключила телефон и задернула тяжелые шторы на окнах. Но, проснувшись по старой журналистской привычке в назначенное для побудки время: 18.30, и ни минутой позже, позволила себе немного поваляться в постели. В номере было так тихо и темно, что она ощутила себя замурованной в саркофаге и включила настенное бра в изголовье. Будильник на прикроватной тумбочке подтвердил, что до выхода в эфир информационной программы осталось еще двадцать минут. Даша непременно хотела посмотреть местные новости. Она не сомневалась, что сумела достойно осадить журналистскую братию, но прекрасно понимала, что изрядно их разозлила. И теперь следовало ждать ответной и, бесспорно, адекватной реакции.
Она закрыла глаза и, чтобы отогнать от себя жуткие видения, вспомнила, как она впервые встретилась с Павлом девять лет назад. Ей было чуть за тридцать, ему не хватало двух лет до сорока. Почему она тогда отвергла его любовь, ведь все было ясно с первой секунды их встречи? Господи, как он хотел ей понравиться, а она была строга и неприступна, потому что была замужней дамой с двумя детьми и известной в городе журналисткой. Многие тогда подбивали под нее клинья, но она не позволяла себе даже легкого флирта, потому что впереди у нее была цель, известная только ей одной. И к ней она шла, невзирая на рыскающих в округе волков: соблазны красивой жизни, быстрые деньги, которые новоявленные богатеи предлагали ей в обмен на постель.