Ржавый-ржавый поезд (СИ)

За городской стеной меня захлёстывает запахами и звуками. Стрёкот цикад, сладковатый аромат сухой травы и терпкий – переспелой рябины, и сырое дыхание реки, и щекочуще мелкие камешки под ногами. Я иду медленно, спотыкаюсь и часто падаю, и вскоре локти и коленки у меня оказываются все в ссадинах. Дивное, забытое ощущение – как в кадетские годы, когда мы с друзьями частенько носились по улицам, как сумасшедшие, лазили через чужие заборы, катались по перилам…

– Я хочу прожить это заново, – бормочу. – Заново. По-другому. Чтобы детство и волшебство, и много друзей, и путешествия, и море, и мороженое, и ручной лис вместо собаки… Только без военного училища. Боже, как надоела эта муштра…

За городом небо ближе.

Я с трудом взбираюсь на очередной холм и замираю. Тело такое лёгкое, что почти не ощущается. Только слабо покалывает что-то в районе сердца. Ветер треплет полы серой больничной рубахи, вымывая из нитей запах карболки. Если запрокинуть голову и широко распахнуть глаза, то их запорошит холодной звёздной крошкой.

Небо прекрасно.

Сейчас я бы всё отдал за полёт, который не будет прерван грохотом взрыва и оглушительной болью.

– Заберите меня отсюда, – тихо прошу. – Туда, где нет войны. Туда, где я никогда не упаду.

Я стою, вытянувшись в струну, и жду, когда поезд подойдёт к станции.

Он слишком уже задержался, право.

Луна подмигивает – а потом вдруг срывается с небосклона, и в ночной тишине нарастает стук, гул и скрежет. Слабый запах железа перебивается запахами тимьяна и клевера. Два тонких серебряных рельса тянутся от млечного пути прямо сквозь выстывший воздух и молчаливые холмы. Рядом со мною звёздный свет густеет, и я бестрепетно ступаю на полуразрушенную сияющую платформу ровно в ту минуту, когда к ней подходит старинный состав. Ржавчина проела вагоны почти насквозь, и только гибкие плети плюща и тимьяна не позволяют им развалиться; на трубе сидит белая сова с блестящими глазами, а на крыше, устланной густым мхом, спят дикие лисы.

Когда поезд окончательно останавливается и двери открываются, то на мгновение я удивляюсь, а затем всё встает на свои места.

– Уильям, Симон – привет! – улыбаюсь. – Так и знал, что вы здесь.