С аквалангом в Антарктике

Мы обсудили сложившееся положение и придумали несколько схем, применение которых должно было улучшить организацию спусков. Эти схемы определяли последовательность погружений, страховки, вспомогательных работ и т. п. В ближайшие дни испытали их на практике и остановились на самой простой: теперь ежедневно один из нас совсем освобождался от погружений, зато он должен был чистить лунку, подготавливать все для погружений и страховать двух других, которые делали по два спуска. Тот, кто не спускался, в какой-то мере отдыхал после двух дней довольно серьезных погружений и, хотя количество спусков в день уменьшилось с пяти до четырех, мы сильно выиграли в организации и экономили много времени. Теперь между выходом из воды одного водолаза и погружением следующего проходило всего 5–7 минут, а на все четыре погружения вместе с подготовкой уходило обычно 4–5 часов, оставался резерв времени на случай мелких задержек. Система оказалась настолько удачной, что мы придерживались этого способа до конца нашей работы в Мирном.

В это время нас стали часто посещать зрители, и почти каждый раз случалось что-либо непредвиденное. Неожиданности бывали разные, но почему они выпадали именно в эти дни, трудно сказать. Сначала посмотреть на наши погружения приехал польский полярник Ричард Чайковский — в своей стране он был одним из пионеров подводного спорта, не раз погружался в Балтийском море и даже написал первую в Польше книгу о подводной фотографии. Он очень заинтересовался погружениями в Антарктиде, а так как он оставался зимовать на станции Молодежная, в Мирном у него было свободное время, и он мог провести с нами весь день. Вначале все шло как обычно. Наступила очередь Пушкина спускаться и собирать количественную пробу на глубине 32–35 метров. Я взял страховочную веревку, Саша ушел под воду, ничто не предвещало каких-либо неожиданностей. Прошло несколько минут, как вдруг конец резко дернулся, потом ослабел, и вновь его натяжение стало меняться — он то натягивался, то болтался совершенно свободно. Это не были сигналы водолаза, в этом я был уверен, но в то же время я не знал, что бы это могло означать. Вытащить водолаза — но скорее всего с ним ничего не случилось, в любом случае он наверняка дал бы сигнал, да к тому же едва ли что-нибудь может случиться с опытным водолазом всего через несколько минут после начала погружения. Но тут среди странных потягиваний я уловил трехкратный сигнал: Саша просил поднимать его наверх. Отчасти это меня успокоило: подавался сигнал обычного, а не аварийного всплытия, но вместе с тем рывки были не такими, как всегда, слишком частыми и неровными. Несколько быстрее, чем обычно, я стал выбирать конец. Сигнал между тем повторился, Пушкин просил ускорить подъем. Теперь уж были все основания для беспокойства, и я стал тащить веревку изо всех сил.