С аквалангом в Антарктике

Праздник был отмечен торжественным собранием, на котором произносились соответствующие случаю речи. Впрочем, рядом с ораторами собралась едва ли половина зимовщиков. Остальные, усыпав крыши радиостанции и все окружающие возвышенности, спешили запечатлеть на пленку редкое зрелище. После салюта празднование перенесли в кают-компанию. Тут наибольший интерес вызвали выступления участников первой антарктической экспедиции. Таких среди нас набралось трое. За десять лет многое изменилось, работа и жизнь на антарктических станциях сейчас уже не требует тех усилий и героизма, которые раньше были неразрывно связаны с исследованиями полярных стран. Основание постоянных станций было, возможно, последним актом в героическом периоде освоения Антарктиды, когда основной задачей было выжить, перенося холод, пургу, отсутствие свежих продуктов и другие лишения. Для этого требовалось предельное напряжение сил, специфические полярные навыки, способность посвятить всю свою жизнь полярным исследованиям. На это были способны лишь немногие, и имена Роберта Скотта, Руала Амундсена, Эрнеста Шеклтона, Дугласа Моусона и их спутников навечно вписаны в историю человечества, а их поведение навсегда останется примером мужества и героизма. Сейчас совсем иное дело: никто уже не строит снежных хижин, не ходит на лыжах не только что к полюсу, но даже на расстояние нескольких километров — для этого есть вездеходы. Конечно, полярникам и теперь приходится сталкиваться с немалыми трудностями, и работа на антарктических станциях нелегка. Но все же ныне на первый план выступают не полярные, а профессиональные навыки и подготовленность. В наше время, что бы ни писали об этом досужие журналисты, здесь не встретишь героев, зато немало отличных строителей, поваров, научных работников. Это, конечно, глубоко закономерный процесс. Первоначальные рекогносцировочные исследования материка закончены, новые цели потребовали новых людей, иной организации работ, да и едва ли можно представить себе экспедицию, состоящую из трехсот героев. Но, хотя это и закономерно, все же что-то грустное прозвучало в выступлениях участников первой экспедиции, из которых было ясно, что эта экспедиция работала с большим энтузиазмом и, в данном случае можно не бояться преувеличений, вдохновением, чем одиннадцатая. Но, если даже это и так, праздничный ужин во всяком случае прошел превосходно.

На следующий день мы решили сделать последние четыре погружения, а потом убирать все со льда, но получилось иначе. Первым спускался я и, благополучно сняв одну фотопленку, поднялся, чтобы перезарядить фотоаппарат: нужно было еще сфотографировать пронизанный отверстиями и кишащий мальками лед. Аппарат уже был готов, когда кто-то сказал: «К нам бежит Дубровин!» Визит начальства, да еще бегом, едва ли мог обещать что-либо хорошее, тем более, что нам уже не раз отдавали распоряжение убрать снаряжение со льда. Впрочем, у меня было надежное убежище — под водой, куда я и поспешил скрыться, а оставшиеся наверху могли свалить всю ответственность на меня — все-таки тоже начальник. Обычно Дубровин разговаривал мягко — да вот, наверно, пора бы вам и уходить со льда, — но на этот раз он был крайне недоволен тем, что кто-то еще под водой и, пообещав всяческие наказания, сказал, что в море ломает лед, и распорядился немедленно убираться. Узнал я все это, уже поднявшись из-под воды, когда Леонид Иванович ушел, но тянуть дальше стало невозможно. Начали сворачиваться.

Все сложено, снова впрягаемся в нарты, лямки врезаются в плечи, сани много тяжелее, чем обычно. Тянем. Скрип снега под полозьями, потрескивание саней, шаги по льду — все это в последний раз, мы уходим. Больше здесь нам не погружаться, осталось лишь одно доступное место — у самой станции. Казалось, работа почти закончена. Впрочем, так только казалось…

Киты ломают лед

Снова стучим по льду пешнями, снова грохочут взрывы, опять мелкие успехи и неудачи. Место плохое и ненадежное, морской лед рассечен трещинами, рядом нависают прорезанные гигантскими расселинами карнизы ледяного барьера Антарктиды. Когда они рухнут, невозможно предсказать, а некоторое представление об этом можем получить, только спустившись под воду и посмотрев, лежит лед на скалах или нет. Лежит — хорошо, нет — может обвалиться в любой момент. Мы ведем себя очень осторожно вблизи барьера — не забираемся на него, не подходим вплотную, — но все равно неприятно. Был бы выбор — не стали бы здесь погружаться, но его нет, тут нас хоть не унесет в море, если начнется взлом припая, до станции рукой подать. Если бы знать, что лед продержится всего два-три дня, можно было бы отказаться от погружений, но если он простоит еще две-три недели? Лед уже стал совсем тонким, но ветров, которые могли бы его вынести, все нет, и пока он стоит прочно. Решаем спускаться.