Мы оба отправились в палатку, и я помог Пушкину снять скафандр. Разговор шел уже гораздо спокойнее: «Под водой очень красиво, довольно светло, масса всяких животных. Но работать будет очень трудно, холодно, сильно мерзнут руки и особенно ноги. Холодно и лицу. Нет, не особенно замерз, но только потому, что пробыл недолго. Можно проработать и дольше, но это тяжело, замерзнешь гораздо сильнее». У нас же было принято, что водолаз выходит из воды в нормальном состоянии, без озноба, со спокойным дыханием, словом, в обычном человеческом виде. Ну что ж, в конце концов можно работать, спускаясь на 20–25 минут. Саша натянул на себя все наши теплые вещи, а я тем временем приготовился к спуску. Опустился в лунку и посмотрел вниз. В первую секунду казалось, что там полная тьма, но постепенно глаза приспосабливались к гораздо меньшему, чем на поверхности, количеству света. Однако прежде, чем погрузиться, нужно было осмотреть лед снизу. Я поднырнул под лед и уперся в него руками. Они по локоть ушли в мягкую кристаллическую массу: лед снизу был покрыт шубой кристаллов, каждый длиной в несколько сантиметров, в пробивающемся сверху свете они искрились и сверкали. Между кристаллами плавало множество мелких рачков-амфипод, это и были те самые обитатели льда, которых мы искали. Неожиданно совсем рядом с собой я увидел среди ледяных игл странную рыбу, напоминающую небольшого щуренка. Светло-кремового цвета, она казалась почти прозрачной среди переливающихся ледяных кристаллов. Скорее всего, это была рыбка из белокровных щук, особого антарктического семейства рыб, в крови которых нет красного красящего вещества — гемоглобина, переносчика кислорода. Эти рыбы встречаются только в холодных антарктических водах, где низкая температура и высокое содержание кислорода в воде позволяют им обойтись кислородом, растворенным прямо в жидкости крови. Я осторожно подплыл к рыбке, но она ловко юркнула в промежуток между ледяными кристаллами и исчезла. «Не беда, — подумал я, — впереди еще много погружений». Но хотя мы и сделали потом 162 спуска, белокровные рыбы нам никогда больше не попадались.
Осторожно погружаясь, я коснулся дна на глубине 12 метров, тщательно огляделся. Все вокруг было совершенно необычным. Вода казалась абсолютно, неправдоподобно прозрачной, я находился в каком-то дистиллированном море и мог видеть во все стороны на несколько десятков метров. Предметы вдали не исчезали в дымке, как это обычно бывает под водой, а постепенно таяли, растворялись в лазурной голубизне, сохраняя всю четкость очертаний.
Скалистое дно полого уходило от берега, опускаясь до глубины 14 метров. Твердые скалы покрывал тончайший сероватый наилок, который от моих движений поднимался клубами. Вблизи берега было довольно темно, а лед казался желтоватым и малопрозрачным, его поверхность была бугристой и неровной, свет пучками пробивался через трещины во льду. Я опустился до глубины 14 метров, дальше скала отвесно обрывалась вниз. Здесь, подальше от берега, лед наверху становился совсем прозрачным и сверкал под лучами солнца, было совершенно светло, никаких признаков обычного под водой сумрака, все наполнял синевато-сиреневый свет, ничто не отбрасывало тени, но каждое углубление, каждая трещина в скале были хорошо видны.