и т. д.
Сейчас не установить точно, кто из высшего руководства кроме Берии и Маленкова был в этот моменту постели Сталина, но логично предположить, что были все. Это был первый день болезни, и вряд ли кто-то мог позволить себе быть в тот день где-либо ещё, кроме как рядом с больным вождём.
Но коль так, то
документально зафиксированнаяпопытка Сталина обратиться именно к Маленкову и Берии фактически доказывает, что именно их двух он видел главными — после, естественно, себя — фигурами в процессе коренного реформирования политической системы СССР.И это крайне важно!
К началу весны 1953 года Сталин уже полностью сложил для себя все элементы политической «мозаики» — как внешние, так и внутренние, в нечто единое целое.
Он убедился в том, что «холодная война», провозглашённая Черчиллем и непрерывно расширяемая Трумэном, начинает достигать своего системного пика. Причем своеобразие ситуации заключалось в том, что впервые в мировой истории, несмотря на всё более обостряющуюся ситуацию, ни одна из сторон не могла перевести войну двух мировых лагерей из «холодной» фазы в «горячую» без риска получить — говоря языком более поздних времен — неприемлемый для себя ущерб.
Обе стороны уже имели атомное оружие, а США 1 ноября 1952 года испытали в Тихом океане первое в мире термоядерное устройство «Майк» с мощностью в 10 мегатонн, то есть в 10 миллионов тонн тротилового эквивалента. Правда, это было сооружение весом в десятки тонн, но Сталин знал о возможности создания транспортабельного термоядерного заряда — работы по советской термоядерной бомбе РДС-бс уже подходили к концу.
Возникал «ядерный пат», и тут могло быть два варианта развития ситуации на планете.
Первый — все же «горячий». Сталин знал, что по количеству и суммарной мощности ядерного арсенала Россия сильно уступает Америке. Три с половиной месяца назад —16 ноября 1952 года, США в испытании «Кинг» успешно взорвали бомбу с тротиловым эквивалентом в несколько сотен тысяч тонн, то есть уже имели атомные бомбы такой мощности, которую Курчатов и Берия обещали обеспечить лишь в термоядерной бомбе.
И Запад под рукой США мог решиться на «горячий» «крестовый поход» против СССР и социализма — пока Запад ещё имел реальные шансы на успех.
Но более вероятным и выигрышным для Запада — и Сталин понимал это — был бы всё же «холодный» вариант постепенного разрушения социализма за счёт внутренней подрывной работы в лагере социализма, направляемой и координируемой извне.
Бомбы не атомные, не водородные, а идеологические, пропагандистские.
Плюс — «пятая колонна»…
Предстояла борьба Мирового Добра и Мирового Зла за умы и души людей на планете, и первый серьёзный Сталинский удар в этой войне Сталин уже обдумал и был готов его нанести. Лишить врага народов и свободы — империализм, его внутренней агентуры в СССР, и лишить не путём чисток по образцу 1937–1948 годов, а путём скорого и решительного избавления советского общества от переродившейся и шкурной части руководства, лишая её возможности влиять на общество, — вот каким был замысел этого сталинского удара.
Ведь каким мог быть результат разворачивания той критики, самокритики, о которой в 40—50-е годы в СССР много было сказано, но которая пока удавалась не очень? В результате критики и чисток на её базе из руководящих и прочих системно значимых кресел были бы вычищены самодуры, бюрократы, разгильдяи, бездари и рвачи. А среди них автоматически оказались бы многие из уже имеющихся или потенциальных членов «пятой колонны».
Расстрелы разоблачённых открытых членов этой «колонны» имели бы в 1953 году не массовый, а знаковый характер — применить высшую меру социальной защиты требовалось бы теперь к десяткам, а не к десяткам тысяч.
Не может иметь успеха тот полководец, который не уверен в своих маршалах и генералах. Этот горький урок Сталину преподал его собственный предвоенный генералитет, частью бездарно «прошляпивший» начало войны, а недобитой «Тухачевской» своей частью откровенно продавший и Сталина, и Родину.
Опираться можно на тех, в ком уверен.
Но в ком мог быть Сталин уверен как в активных политических маршалах в начале 1953 года, задумывая новые политические битвы за утверждение в России и в мире Добра?
Роль Ставки Верховного Главнокомандования в этих битвах играло теперь Бюро Президиума ЦК, а роль Генерального Штаба — весь Президиум ЦК.
Как мог строить расчет Сталин?
Пожалуй, так…
Бюро Президиума ЦК — это Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Хрущёв. При серьезном политическом расчёте нельзя было игнорировать также таких недавних членов Политбюро ЦК ВКП(б), а ныне просто членов Президиума (не Бюро Президиума!) ЦК КПСС, как Молотов и Микоян.