С бомбой в постели

Я заканчивал институт, я уже подрабатывал с интуристами, и посему был включен в число толмачей и закреплен за шведской делегацией, считавшейся своенравной, капризной, развратной и особо опасной в идеологических битвах из-за «шведского социализма». Всю группу переводчиков возглавлял сотрудник Комитета молодежных организаций (КМО), а вот замом при нем состоял некий Владимир Ефимович, роста малого, человек обходительный и загадочно таинственный. Я сразу же вычислил его принадлежность к могущественной организации. С некоторых пор невнимание КГБ ко мне стало казаться даже оскорбительным (потом лишь я узнал, что детей чекистов старались к работе не привлекать).

На фестивале предстояли ожесточенные идеологические бои, ясно, что Запад наводнит страну шпионами и диверсантами, а как же я? Останусь в стороне от этой смертельной борьбы? Позор! И я ринулся к Владимиру Ефимовичу. Как же так? Я, комсомолец и сын чекиста с 1918 года, участника и Гражданской, и Отечественной, я тоже хочу бороться с врагами! Осторожный В. Е. обещал подумать (нужно было время на проверку). Фестиваль уже бурлил, шведов мы встретили на границе у Выборга, я боялся за свой корявый шведский, но угроза пришла с другой стороны: в стокгольмском вагоне путь мне преградила загорелая, пахнувшая одуряющими кремами ножка, и голосок с верхней полки (в полутьме я разглядел лишь соломенного цвета волосы) пропел совсем не по-шведски «How are you?» — я замер от страха, ведь в моих глазах даже легкий роман с иностранками был равносилен чуть ли не попытке взорвать Кремль.

На вид меланхоличные шведы доставили массу непредсказуемых хлопот, ибо в первый же день надрались до положения риз и объелись бесплатными харчами (столы под тентами в районе гостиницы «Алтай» ломились от черной и красной икры, севрюги, балыка и других яств, поглощение которых не ограничивалось), исстрадались животами, заделали туалеты и полностью разрушили весь график мероприятий. Правда, и без этого хаос на фестивале стоял превеликий: выпив лишь стакан водки, западники сходили с рельс — кто-то крутил на улицах непотребные роки, а кто-то собирал незрелых советских юношей и вещал о свободе и демократии. Много головной боли доставляли женолюбивые, вечно гогочущие негры — запустили козлов в огород!

Уже на исходе фестиваля (я изнемог от ожидания — так жаждал быть сексотом!) Владимир Ефимович пригласил меня в кабинет и сообщил, что просьбу мою уважили, теперь передо мною широкая дорога работы с иностранцами. Начали мы осторожно торпедировать посольство Швеции, разумеется, в свои двадцать три, при всей вольтеровской эрудиции и фрэнксинатраском обаянии, я вряд ли мог бы охмурить опытного дипломата, а посему бросили меня на юных дам — слабое звено в цитадели. Первую хитроумнейшую комбинацию провели в «Советской». Там, отражаясь в царственных зеркалах бывшего «Яра», симпатичный Петя, верный агент КГБ и давний друг шведского посольства, кушал в компании двух шведских секретарш и офицера безопасности. Тут нежданно-негаданно в ресторан заскочил я, по легенде — процветавший бонвиван, и прошел чуть рассеянно меж столиков, в мыслях о свежей спарже и замороженном шампанском в серебряном ведрышке. Естественно, на столик с агентом Петей и шведами я даже не взглянул (оценим тонкость!), и Пете пришлось вскочить, побежать за мной с воплями радости, обнять, прижать к груди — встреча детей лейтенанта Шмидта! — притащить за стол и представить блондинистым фрекен и подпившему герру с мордой обиженного бульдога. Унылые шведки мгновенно не зажглись (мы списали это на присутствие офицера безопасности, ибо кто мог устоять перед моими чарами?), никто из них, увы, не подмигивал мне многозначительно и не жал жарко ногу под столом. Через неделю по указанию свыше я позвонил одной из них, ухитрился вытянуть в ресторан, а на следующий день был приглашен домой на кофе (о, вожделенный миг!). Пахло не жарким сексом, а скорбью и похоронами, к тому же явилась суровая подруга (о «любви втроем» я в целомудрии своем даже не слышал). Нервно позванивали ложечки, лилась дохловатая беседа о советском балете, было ясно, что девицы тоже выполняли свой долг пред отечеством (офицер безопасности, наверное, приплющил ухо к стене и предвкушал орден за пресечение вражеской инфильтрации).

На этом мои подвиги закончились, не начавшись. Что же, первый блин пошел комом.