С букварем у гиляков. Сахалинские дневники ликвидатора неграмотности

Обе эти заметки по содержанию односложны: они рассказывают о том, как изменилась к лучшему жизнь гиляков по сравнению с прежними временами.

Первая заметка:

«Ранса гиляк народа очин плоха ачасда (теперь) нерпа, скура. Пинзака и бруги (брюки) сиють наченают. Абутк (обувь) носиют нагох.

Жорзик».

Вторая заметка:

«Ранса гиляаки эстарая пре царства очин плоха. Ничего не витал (видал). Русая напротов (русские напротив) кнам прихотил кубит рыба, кубит угастит будылка, рыба запрал мы не знал почом прал (брали).

Вана».

Гиляки начинают понимать, что советская власть выводит туземцев из нищеты, бесправия и некультурности; поэтому растет их доверие к представителям власти, все чаще они обращаются за помощью и советом к советскому суду. Заметно растет влияние культуры в самых глухих стойбищах.

Все охотнее посылают гиляки своих ребят учиться в школу и нередко являются ликвидировать неграмотность сами старики. Даже среди моих учеников наибольшую часть составляют пожилые, в возрасте от тридцати до сорока лет. Известны случаи, когда отцы требуют вознаграждения за то, что отпускают своих детей учиться в школы-интернаты. В стойбище Нейво старый гиляк, когда ему предложили отдать сына в такую школу, выставил условия:

— Вместе с сыном в школу поедет его тринадцатилетняя жена и три собаки. Школа обязана всех их кормить, кроме того, платить отцу за то, что отпустил сына учиться.

Старый гиляк.

Иногда приходится принимать такие условия (кроме платы старику). Принадлежащих ученику собак берут на культбазу, где обычно помещаются школы-интернаты, их кормят все время, пока молодой гиляк не пройдет школьный курс.

Зато грамотность среди не имевшего представления о букваре народа заметно повышается, ее осиливают гиляки и гилячки в возрасте от восьми до сорока пяти лет.

Не даром, когда зимою 1930 года при сахалинской культбазе был созван первый туземный съезд советов, о котором я сейчас расскажу, старый гиляк Сурн, недавно окончивший ликбез, написал в стенгазету такую заметку:

«Советск власт смотрит гиляки. Тебереч (теперь) наша дедей (детей) учич школу. Дохтор лечеч нас. Для гиляку избу-читална для гиляку ранса это никто не желала. Пре саветску власть очен хорошо. Много показала. Очен плагодарна (благодарим).

Сурн».

Грамотный гиляк перестает быть редкостью. И в этом сказывается влияние советизации. На съезде советов председатель одного из тузсоветов, гиляк Пакин, при мне бойко написал в Собес заявление от имени одного старика, проживавшего в его стойбище и просившего о пособии по случаю старости и нетрудоспособности.

На белом квадратике бумаги Пакин старательно вывел карандашом:

«Заявленка от стари гиляк Воронка в собесу.

Родиль 1684 году, зиль тымовский округ патом перекоцеваль западный берег лавиль рыба охотилься на белка на соболь и лиса. Теперь стал старий циловекь никому ни нузин.

Табаку спинцька нету просю сывецкую властью цем мозет помоць мине дать мине табаку и спицка.

За гиляк Воронка — Пакин».

Трудно читать это заявление без улыбки, в Собесе вероятно не мало смеялись над не по форме составленной бумажкой, но по-моему такие прошения — наша гордость. Во-первых, потому, что вчерашние полудикари пишут их сами, собственной рукой, во-вторых, потому, что подвергавшиеся лишениям и притеснениям туземцы теперь твердо знают, что от начальства надо ждать не зла, а помощи.

Не беда, что написавший бумажку председатель тузсовета Пакин утверждал, будто старик Воронка родился в 1684 году, то есть больше двухсот лет тому назад. Это результат слабого знакомства гиляков с арифметикой, которую они постигнут, если уже поняли сейчас разницу между прежним и нынешним советским строем.

Мои наблюдения над таежной новью будут неполными, если не рассказать о первом туземном съезде островных советов.

Со всех концов Сахалина съехались в культбазу, где происходил съезд, гиляки, тунгусы, орочоны, айны и якуты, Как и следовало ожидать, большинство составляли гиляки, которых на острове больше, чем всяких других народностей. Многие делегаты прибыли с семьями.