С чего начиналось

На всем пути, как только мы выехали из Москвы, нигде не было никаких примет и свидетельств, что идёт война. В Рязани тоже мирно, спокойно, только на одной улице я увидел окна, перекрещённые белыми полосками бумаги. Утро было чудесное, небо безоблачное, чистый воздух, напоённый запахами цветов и леса, и тишина – все это никак не вязалось с войной и её ужасами. А в Москве уже несколько раз объявлялась воздушная тревога. Однажды сирена загудела ночью. Я вернулся очень поздно, только заснул, и вдруг – сигнал! Убежище было под домом. Всей семьёй с пятого этажа мы поспешили в подвал.

Спускаться с пятого этажа с детьми и старухой – матерью жены, которой шёл семьдесят шестой год, было нелегко. А нас торопили: скорее, скорее. В убежище тесно, трудно повернуться, дышать тяжело. Жена сказала: «Я в эту мышеловку больше не пойду».

И вот теперь я за пределами Москвы, где нет ни тревог, ни нервного напряжения. А может быть, здесь в этих местах война ещё и не сказалась на людях? В тот же день я узнал, что это не так.

В Рязани нам объяснили, по каким дорогам следует ехать, чтобы добраться до села Ягодного, где были размещены московские школьники.

– Вот поезжайте по этой дороге, доберётесь до села, – и нам сказали его название, – оно километров сорок будет от Рязани, а там ещё раз спросите, как лучше всего добраться до Ягодного. Дороги у нас не бог весть какие, а там, поближе к Ягодному, лучше знают, как проехать. А то так застрянете, что и трактором не вытащишь.

Мы поблагодарили за объяснения и поехали дальше.

Приехав в село, где нам посоветовали ещё раз справиться о дороге, мы остановились у избы, возле которой стояли, о чем-то беседуя, два мужика.

Я вышел из машины и спросил, как добраться до Ягодного. Мужики переглянулись.

Затем один из них, долговязый, худой, с редкой чёрной бородкой, пожевал губами и сказал:

– Что-то и не знаю, где это Ягодное находится. Второй, приземистый крепыш, мотнул как-то по особому головой долговязому, и тот заторопился;

– Ну, я пойду, что ли.

А оставшийся с нами крепыш стал вспоминать:

– Как же туда вам лучше проехать будет? Вот сейчас я попробую вам растолковать, – а сам косит и косит глазами в ту сторону, куда отправился первый.

Я невольно также взглянул в том направлении и увидел, как долговязый стрелой летел по улице и буквально ворвался в один из домов, даже не закрыв за собой дверь.

Из дома он вышел уже с человеком в милицейской фуражке. Оба стали быстро приближаться к нам.

Тот же, кто продолжал разговор с нами, увидев приближающихся, сразу переменил тон.

– А зачем вам это село нужно? – строго спросил он меня.

Подошёл долговязый с милиционером. Милиционер попросил меня предъявить документы. Я вынул своё совнаркомовское удостоверение, подписанное Молотовым и управляющим делами Совнаркома Чадаевым, и показал ему.

Он, видимо, впервые видел такое удостоверение и совершенно не знал, что делать.

– Может быть, мы пройдём вон к тому дому. Вы знаете, теперь военное время. Там с вами поговорят, – сказал он.

Я попросил шофёра, чтобы он подождал меня, а сам с милиционером направился к дому, из которого он вышел.

Это было здание сельсовета.

Милиционер ввёл меня в комнату, где за столом сидел человек в штатском. Приложив руку к козырьку фуражки, милиционер сказал:

– Вот доставил, как вы приказали.

Человек в штатском поднялся из-за стола, поздоровался со мной и спросил:

– Можно посмотреть ваши документы?

Я вновь вынул своё удостоверение и предъявил ему. Он внимательно посмотрел его и, возвращая, задал новый вопрос:

– Почему вы на пикапе-то едете?

Так вот в чем дело! Теперь я понял все. Комитетские легковые машины мы сдали на нужды армии, единственное, чем я мог воспользоваться для поездки, был старенький пикап. Он-то и смутил и навёл на подозрение бдительных товарищей. Вдруг в селе появляется человек с удостоверением, подписанным председателем Совнаркома. Появляется он почему-то не на легковой машине, а на обшарпанном пикапе. Ну, разве это не повод для подозрения?

Я тут же объяснил, как и почему я еду в Ягодное. Человек из сельсовета оказался разумным. Он извинился за причинённое беспокойство и посоветовал никого больше о дороге не расспрашивать.

– Вчера в районе двух артистов задержали, так они всю ночь, несчастные, просидели, пока разобрались, кто они такие. Война! Мы призываем людей к бдительности. А на лице у людей не написано, что они артисты, – пояснил он.

С большим трудом нашёл я село Ягодное, где размещались школьники, и с неменьшим трудом уговорил учительницу отпустить со мной дочь.

Обратная дорога в Москву, куда мы приехали уже поздно ночью, прошла без приключений. Москва насторожена. При въезде в город патрули останавливают машины и проверяют документы всех находящихся в них. Да, война!

Светало. Оставив дочь дома, я немедленно отправился в комитет. Ведь в понедельник, то есть сегодня, мы должны грузиться в вагоны и отправляться в Барнаул.