С чего начиналось

– Тебе, может быть, и не трудно, а я уже и не помню, как с Фаренгейта пересчитывать на Цельсия, – признался Алиханов, – Ну-ка, грамотей, садись вот здесь и начинай переводить с Фаренгейта на Цельсия.

– Надо достать справочник.

– Ты же сказал, что это нетрудно.

– Я знаю, что надо вычесть, по-моему, 32, остаток умножить на четыре или пять, а потом, потом разделить, кажется, на девять. Я никогда не засорял своей головы запоминанием того, что можно посмотреть в справочнике. Ёмкость серого вещества мозга надо использовать для хранения более важных сведений.

– Ну кто же помнит, как это переводится? – спросил Алиханов.

Знающих не нашлось. Я тоже не помнил и позвонил в техническое управление Комитета стандартов и там получил исчерпывающие сведения.

Размерную часть из дюймов пересчитали на сантиметры быстро. Арцимович сказал:

– Если нам начинать строить новый циклотрон, то значительно мощнее американского. Пока мы строим – они проведут наиболее важные эксперименты, и мы нового ничего не добавим, если у нас будет циклотрон такой мощности, как и у них. В лучшем случае кое-что уточним. А не хватит ли нам уточнений?

Вошёл Владимир Иосифович Векслер. Арцимович, увидев его, снова взорвался:

– Вот он предложил совершенно новый принцип ускорения ядерных частиц, а кто ускорители будет строить на основе этого принципа? Мы или Лоуренсы? Я предлагаю строить машину на самые высокие параметры, которые мы сможем практически осуществить. Вот пусть он и определит их. Он и физик, и инженер. Ему легче это сделать, чем нам.

– Необходимо к этим расчётам обязательно привлечь Александра Львовича Минца, без его участия трудно будет решить некоторые основные узлы сооружения, – сказал Векслер.

– Я предлагаю сегодня договориться о том, что циклотрон должен сооружаться на энергию частиц по крайней мере вдвое больше той, что намереваются достигнуть в США. Тогда мы скажем новое слово в ядерной физике. А параметры машины пусть определят Векслер вместе с Минцем. Завтра на совете будет Курчатов, там мы обо всем и договоримся, – заявил Алиханов.

На этом совещание закончилось.

…Я уходил с этого первого совещания с физиками в состоянии сильного возбуждения, Ставятся необычайной трудности задачи. Они решаются, возможно, только в двух точках на планете – в США и у нас.

Жаль, что не удалось встретиться с Курчатовым.

…На следующий день, в ту же осень 1945 года, состоялось заседание Научно-технического совета при Совете Народных Комиссаров, созданного в связи с работами по атомной проблеме. На этом заседании обсуждался вопрос о разделении изотопов урана. В то время я имел очень смутное представление об изотопах, потому что, когда мы изучали курс физики в двадцатых годах, в учебниках об изотопах не было сказано ни одного слова, а позже мне, металлургу, сталкиваться с ними не приходилось… Докладывал академик И.К. Кикоин.

На заседании я сидел рядом с В. A. Малышевым, заместителем Председателя Совнаркома.

Он наклонился ко мне и спросил:

– Ты что-нибудь понял?

Я ответил шёпотом:

– Немного.

Малышев вздохнул и сказал:

– Хорошо, что хоть немного, я совсем ничего не понял.

Слова Малышева меня обрадовали, потому что я ему сказал неправду: я тоже ничего не понял из того, что говорил Кикоин. Это была совершенно новая тогда для нас область науки. И Малышев и я были инженерами. Он механиком, я металлургом. Области наук, связанные с тем или иным производством, нам были близки. Но здесь шла речь о совершенно новом, неведомом нам, об изотопах. Во всем мире в начале сороковых годов было всего одно промышленное производство этого рода: в Норвегии действовал небольшой завод по производству тяжёлой воды. Все остальные работы по изотопам ограничивались чисто научными исследованиями в нескольких лабораториях. Только очень узкий круг учёных, занимавшихся в то время атомным ядром, интересовался изотопами.

За последние два десятилетия перед нами стояло столько трудных задач: и научных, и инженерных, и политических, – разбирались же в них! Иногда, правда, ошибались, но исправляли ошибки и двигались дальше.

И все же здесь все было другим, особым. Мы понимали: здесь ошибаться нельзя – у нас не будет ни средств, ни времени для исправления ошибок. Надо действовать наверняка и быстро находить правильные решения. Нам нужно быстро, очень быстро не только разобраться в невероятно сложных новых научных и инженерных проблемах, но в огромном масштабе развернуть все работы: и научные, и инженерные. Необходимо быстро войти в новую для нас область и немедленно начать организацию всего того, что требуется для промышленного производства этих самых, пока ещё неизвестных нам изотопов.