С чего начиналось

Каждый из нас уже овладел искусством выполнять одновременно не одну, а несколько функций. С первых дней революции мы в одной руке держали винтовку, а другой писали проекты наших законов, держали инструмент, необходимый нам для строительства заводов, институтов и школ. Теперь, видимо, придётся снова быстро постигать сложнейшие области науки, создавать новую, ещё не ведомую нам промышленность и одновременно держать в руках курс современной физики. Хотя этот курс был неполным, он тоже создавался в процессе работы. Но мы были большими оптимистами. «Ничего, и с этим справимся», —проносилось у меня в голове, когда я слушал доклад академика Кикоина.

В комнате, где происходило заседание, был человек с чёрной бородой своеобразной формы – лопаточкой, который привлёк моё внимание. Среди собравшихся он был единственным с бородой. Я обратил ещё внимание на взгляд его удивительно живых глаз. Эти глаза запомнились мне сразу на всю жизнь. В тот памятный день взгляд их, как солнечный блик, переходил с одного на другого и, казалось, освещал каждого из сидящих в комнате, охватывал и изучал его. Никогда в жизни я не встречал людей с такими глазами. Видимо, этот человек по нашим лицам понял: мы чрезвычайно слабо разбирались в том, что докладывал Кикоин.

– Исаак Константинович, – обратился он к Кикоину, – а не можете ли вы поподробнее изложить тот процесс, который происходит в камере у стенок пористой перегородки?

Когда докладчик стал подробно рассказывать о физических явлениях и прибегать к аналогиям, облегчающим понимание тех сложных процессов, которые происходят в газовой камере, содержащей различные изотопы, бородач улыбнулся. Потом его взгляд перешёл на нас с Малышевым, и мне стало ясно; вопросы его, заданные докладчику, вызваны вовсе не тем, что он не понимал чего-то из рассказа. Нет. Он просто хотел, чтобы мы его поняли. После заседания я узнал, что этот человек – научный руководитель урановой проблемы, как она тогда называлась, молодой академик Игорь Васильевич Курчатов.

…За несколько дней до этого заседания я получил назначение, о котором было уже сказано, и вошёл в новый для меня мир, в среду людей, с которыми ранее мне не приходилось сталкиваться, и должен был практически заняться совершенно новыми для меня проблемами.

В Комитете стандартов, где я проработал до этого несколько лет, мне приходилось заниматься и научными, и техническими вопросами, связанными буквально со всеми отраслями промышленности, сельского хозяйства и даже здравоохранения. Мы занимались условиями службы машин, приборов, механизмов, материалов. Видимо, отчасти этими соображениями и было вызвано моё назначение в новую область.

Практическое использование атомной энергии требовало постановки новых задач перед многими предприятиями, специализированными институтами и лабораториями. В решение атомной проблемы нужно было вовлечь специалистов самых различных областей науки и техники. Позже необходимость этого неоднократно подтвердилась в нашей работе. Иногда ответы на сложнейшие вопросы, возникавшие у нас, мы находили у специалистов таких отраслей, знаний, что трудно было предполагать возможность найти у них необходимые решения. Нам помогали и металлурги, и механики, и химики, и биологи, и текстильщики, и специалисты по стеклу. Проблема была комплексной, и её можно было решить только путём объединения максимального числа людей, наиболее сведущих в области науки и техники.

…После заседания совета я подошёл к Курчатову, протянул ему руку и представился.

– Вы, вероятно, уже знаете о моем назначении и о том, чем мне предстоит заниматься? – спросил я.

– Да, знаю, – ответил Игорь Васильевич. Его глаза заискрились.

– Мне хотелось бы обсудить с вами перечень научно-исследовательских работ, кои следует в первую очередь поручить привлечённым организациям. Как вы думаете, могли бы мы встретиться завтра?

Курчатов раскрыл большую толстую книжку-тетрадь, которую держал в руке, и стал листать её, приговаривая:

– Завтра, завтра – не сегодня… Завтра, завтра – не сегодня… – Потом замолк и резко произнёс: – Нет, завтра не могу, завтра у меня много встреч… Мы могли бы увидеться с вами, скажем, в семь тридцать, но в восемь часов ко мне придёт… Давайте встретимся не завтра, а послезавтра – ведь у нас должен быть длинный разговор. Как, подойдёт послезавтра? Следовательно, договорились, в пятницу в десять ноль-ноль. Вот так и запишем! – И в глазах у него вновь забегали весёлые огоньки.

А затем с каким-то заговорщицким видом положил мне на плечо руку и спросил:

– Ну как, поняли, что Исаак Константинович говорил? В этом процессе, как у выхода из кино после окончания киносеанса: маленькие, юркие люди быстрее проскакивают, чем грузные и малоподвижные. Вот нам и надо создать такие условия, чтобы затруднить движение больших, крупных молекул и посодействовать юрким.

К концу нашего разговора мне казалось, что я знаю Курчатова уже давно. Он умел быстро расположить к себе человека, и в его присутствии вы не чувствовали никакой неловкости и могли вести себя просто и непринуждённо.